Смерть под маской

Несколько дней прошло в безнадежной печали, утрата Тео изводила меня. Во время похорон часовня колледжа была полна людей и завалена цветами, надгробная речь стала одной из лучших, когда-либо слышанных мною, и все с любовью говорили о нем. Я же не мог избавиться от потрясения, все мои мысли вращались вокруг проведенных с ним последних часов. И только одно вызывало беспокойство. Я убедил себя (в чем совершенно уверен), что смерть Тео никак не связана ни с рассказанной им историей, ни с венецианской картиной и, соответственно, с чем-либо ужасным или необъяснимым. И все же не мог я забыть, какой ужас застыл на мертвом лице Тео, забыть страх в его глазах и вытянутые руки. Картина упала, и, пусть этому имелось совершенно здравое объяснение, падение это меня беспокоило.

Кембридж я покинул с тяжелым сердцем. Никогда больше не сидеть мне в той уютной квартирке, не беседовать у огонька со стаканом виски в руках, не слушать глубоких суждений Тео по великому множеству тем, его полных юмора отступлений и резких, но не жестоких замечаний о коллегах.

Однако долго предаваться грусти и тревоге я не мог. Меня ждала работа, которой следовало заниматься, и, что еще важнее, Анна. Едва ли не в первую же минуту по прибытии я сообщил Тео, что обручен с Анной Фернли и мы скоро поженимся. Анна не занималась, как я, средневековой историей Англии, а была адвокатом, представляя своих клиентов в судах высших инстанций, – красивая, изысканная, веселая, моложе меня на несколько лет. Идеальная жена. Тео, пожелав мне всех благ, попросил, чтобы я поскорее привез ее к нему в гости. Я обещал. И вот что получилось. А ведь каждому хочется, чтобы два дорогих ему человека познакомились и тоже полюбили друг друга.

Я, конечно же, сообщил Анне о смерти Тео – причине, по которой задержался дольше, чем предполагал, – и вот теперь, сидя у нее дома после доброго обеда, поведал ей еще и историю о венецианском полотне и старой графине.

Внимательно меня выслушав, она улыбнулась:

– Жаль, что не увижусь с твоим наставником. Думаю, он мне понравился бы. Зато нисколько не сожалею об этой картине. Рассказанное о ней такая жуть!

– Вообще-то, она довольно привлекательна.

– Речь не о живописи… тут ты, наверное, прав. Но вся эта история… – Анна передернула плечами.

– Это сказка. Хорошая, но всего лишь сказка. Тебя она не должна беспокоить.

– Его она беспокоила.

– О, не так уж и сильно. Просто было о чем поговорить за виски у горящего камина в холодную ночь. Забудь об этом. У нас с тобой есть дела посущественнее, и я кое о чем хочу тебя попросить.

С тех самых дней, что мы провели с Тео, и с его внезапной смерти одна мысль не давала мне покоя. Не знаю почему, но мне представлялось очень важным сочетаться браком не на следующий год летом, обстоятельно и неспешно все подготовив и устроив шумную свадьбу, а сделать это прямо сейчас.

– Я понимаю: это означает, что поженимся мы тихо-скромно, без слащаво-сентиментальной ерунды, и, наверное, тебя это огорчит. Но я не хочу сидеть и ждать. Смерть Тео заставила меня осознать: нельзя упускать свое счастье. Ведь он, знаешь ли, был человек одинокий. Никакой иной семьи, кроме колледжа в Кембридже. О, он вполне довольствовался этим, но колледж, полный чужих людей, пусть даже и сердечно к нему расположенных, – это все же не жена и не дети.

К моей радости, Анна заявила, что для нее нет никакой беды в отказе от расточительной свадьбы и она готова пожениться тихо-скромно, в кругу семьи и самых близких друзей, как только удастся покончить с формальностями.

– Дело не в потраченных деньгах и поднятой шумихе – брак нечто куда более серьезное и долговечное. Вспомни только несчастную старую графиню… подумай о злосчастной Клариссе Виго. Мы с тобой очень счастливы. И никогда не должны забывать этого.

Уж я-то не забуду. Никогда. Ни за что. Счастье мое было безмерно, и душу грело чувство, что Тео наверняка бы это одобрил. Я чувствовал, как он благословляет нас, ощущал его милостивое незримое присутствие рядом, пока мы занимались приготовлениями.

Лишь однажды я усомнился, когда Анна решительно заявила, что если работа не позволит нам провести медовый месяц в Кении, как мы хотели, то следует устроить себе долгие выходные где-нибудь подальше, например в Венеции.

– Я однажды была там, лет в четырнадцать, – сообщила она. – Это настоящее волшебство, только я была слишком маленькой, чтобы понять это… Венеция необъятна.

– Что ж, в таком случае лучше приберечь ее для более долгого пребывания, – сказал я, – и отправиться на юг Франции.

– Нет. Там еще не так тепло. В Венецию. Ты же мне не откажешь?