Смерть предпочитает блондинок

Только дела его шли все хуже и хуже. Ей было страшно подумать, на что они будут жить, когда закроются игровые залы, и весь его доход с автоматов превратится в пыль. Организовать какой-то стабильный и успешный бизнес он никогда не смог бы — его выбитые боксом мозги не давали никакой надежды на это.

Зарабатывать деньги тем, что он умел лучше всего, сейчас было рискованно — времена изменились. Бандитизм отошел в прошлое, пока он сидел.

Придумывать за него источник их будущих доходов ей совсем не хотелось. Он помог ей вырваться из тупого пригорода, в котором они выросли бок о бок, в соседних дворах — он чуть раньше, она чуть позже, — но дальше ничего не получалось.

Этот город был слишком сложен для него, а у нее, получается, вместе с ним нет никакого будущего.

Все эти мысли были ей знакомы, привычны, известны. Недоучившись, на хорошую должность в хорошей компании рассчитывать нечего. Доучиться сама она пока что не могла. У нее не было выхода — она должна была прожить с ним еще какое-то время.

А ведь он строил планы на будущее с ней — на детей. Все время рвался уехать жить куда-нибудь подальше от Москвы — то в Рязани друганы у него какие-то объявлялись, которые обещали хорошо его устроить, то в Ярославле. Он не хотел жить в Москве, потому что не мог жить здесь так, как у него получалось прежде.

После того как он устроил ее работать в отеле, ее понятия о крутизне и жизненном успехе претерпели большие изменения. Он уже не казался ей всесильным и великолепным — это там, в душной сирени пригорода, ее сердце выскакивало от счастья и все подруги ей завидовали. Теперь она знала, как пахнет и выглядит настоящее богатство, и часто видела, что хорошо одетые мужчины с мягкими и невероятно чистыми руками смотрят на нее почти так же, как когда-то посмотрел он.

Ей надо было выбираться. Она любила его по-своему — его голубые глаза, огромную спину, прямые и соленые выражения, его повадки, запах, — но теперь это ничего не значило. Она полюбила бы и кого-то другого, по-своему, — украшала бы жизнь, иногда что-то готовила бы, — но только за другие, совсем за другие деньги.

От таких мыслей ей стало совсем невесело. Их недавняя затея с Жанной показала, как он ей доверяет и на что ради нее способен, но результата почти не дала — того результата, на который они рассчитывали, точнее, она рассчитывала. Она проверила свои коготки и осталась вполне довольна собой и своей силой убеждения. Все остальное не получилось.

Они приехали. Вошли в подъезд, поднялись на лифте на десятый этаж, открыли дверь. Он проскочил вперед и зажег свет.

На столе стояла бутылка красного вина, лежали нарезанные на тарелочках закуски, помытые фрукты в вазочке.

А на диване лежала шуба из стриженой норки.

Она ожидала чего-то подобного, но все же не сдержала восторженного вскрика и прямо в сапожках бросилась к нарядной обновке.

Почему же не получилось у них с Жанной? Все очень даже получилось, вот о чем она думала, глядя на себя в зеркало.

Глава 36

Музыка осталась у них за плечами, а в глаза им глянула еще прохладная, но яркая и светлая от праздничных огней московская ночь.

Они вышли из клуба, и он опять взял ее за руку, чтобы она не потерялась. Не исчезла, не сбежала от него. Они прошли по Тверской наверх и свернули на бульвар, где было удобнее и дешевле поймать машину.

В свете фонарей Маша показалась ему необыкновенно красивой — он раньше не видел ее при таком освещении. Светловолосая, большеглазенькая, длинноногая. Он вел ее за руку и не хотел отпускать никуда. Так шел бы и шел, вместе, всегда вместе.

Диман знал, что подвох еще может быть. Девчонок сразу не разберешь. С виду все они как цветы, а принюхаешься — иной раз такое уловишь. Всю эту зиму Диман тяжело и горестно приходил в себя после влюбленности в однокурсницу, которая прямо заявила ему, что ей нужен не мальчик вроде него, а мужчина с деньгами, «способный о ней позаботиться».

Машу он приметил еще летом — она проводила в Ботсаду много времени, всегда с книжкой. Школьница, в институт готовится — вот что он тогда о ней думал. Она забиралась куда-нибудь на лужайку — подальше от основной дороги и читала.

Осенью он влюбился в Катю, девочку с их курса. Девчонок в Бауманском было мало, они были избалованы вниманием. Катя сначала казалась ему просто подарком судьбы, пока Диман не понял, что девушка охотится на женихов и считает его ничего не стоящей добычей.

От Маши ничем таким не пахло, она была простая и тихая, как ручеек на лугу, — бежит себе этот ручеек своей дорогой куда-то к речке, лопочет что-то свое, а приглядишься — столько всего увидишь: маленьких синих стрекоз, цветные круглые камушки на дне, солнечные блики на поверхности. И каждый камушек обточен, и каждая травинка на берегу напоена водой, и не сразу захочешь отойти в сторону — все будешь стоять и смотреть на эти легкие волны.

С ней было необязательно говорить, молчалось тоже хорошо. Они чуяли друг друга и молча, как щены одной породы, жались друг к другу.