Смерть придёт на лёгких крыльях

Оба других бальзамировщика выглядели потрясенными, но тщательно пытались скрыть это за привычными масками достоинства.

– Отойди. От. Тела, – повторил жрец. Его голос дрогнул, хоть и едва заметно – словно он пытался убедить себя самого. – Она мертва, как и остальные. И лучше ей оставаться мертвой!

– Мертвые не бросаются на живых, – веско возразил Нахт прежде, чем Бек успел остановить его. – Не истекают кровью…

– И не дышат, – хмыкнул старик, плотно перетягивая полосами льна бока девушки. В спертом воздухе зала стоял тяжелый запах крови, смол и целебных трав.

– Вы просто не понимаете происходящего, – более миролюбиво добавил другой бальзамировщик, придержав за плечо своего товарища. – Мы должны закончить. Если бы вы знали, что случилось, и кто отдавал нам приказы – предпочли бы не вмешиваться.

– Так, – Бек обвел всех хмурым взглядом. – Прежде, чем мы перегрыземся между собой, вам лучше объя…

Его прервал грохот у двери – кто-то пытался вломиться внутрь.

– Командир, они уже здесь! – крикнул один из воинов, охранявших двери.

Бек переглянулся с Нахтом.

– Надеюсь, стреляешь ты так же хорошо, как о вас говорят. А вы, – он кивнул жрецам, – займитесь пока лучше тем, кто уже точно мертв.

Выходя из зала вслед за командиром, меджай коротко посмотрел на девчонку, оставшуюся на попечении старика и собаки. Так себе охрана, но лучше не было. Мерзкий голосок внутри нашептывал, что он и без того уже успел испортить себе жизнь из-за этой незнакомки. К тому же Нахт понимал: если сейчас им не удастся разогнать толпу – не поможет он уже не только этой живой-мертвой, но даже себе самому.

– Вас гонит голод! Мы это понимаем. И никого не хотим убивать. Возвращайтесь!

Голос воина гремел над улицей. Небольшой отряд меджаев едва держал волну людей на щитах, при этом не пуская в ход копья. Пока. Их никто не слушал и не слышал. Толпа пыталась прорвать хрупкий заслон, готовая пожертвовать любым. Звучали проклятия, что-то о неисполненных обещаниях, голодающих семьях и скудном урожае, и о нарушенном Законе Маат.

– Я открываю кладовые! Но вы должны отступить! Открываю, слышите? – Этот голос потонул в общем хаосе, сокрушительном, как бурные пороги Итеру. Командир отряда вскинул руку, отступая к дверям. Вместе с товарищем они отперли тяжелый засов, нарушив все мыслимые правила, до которых здесь и сейчас никому не было дела. По его приказу отряд расступился, пропуская поток людей в житницы – в сокровищницы, полные тем, что дороже золота.

Но даров никогда не бывает достаточно…

– Папа!

– Что ты здесь делаешь? Немедленно возвращайся.

– Сюда идут другие. С оружием! Я видел! – запыхавшись, он затараторил, рассказывая о вооруженной толпе. О пожаре, перекинувшемся от святилища к домам.

Меджаи обеспокоенно переговаривались. Покинуть пост, примкнуть к другим отрядам? Или встретить угрозу?

Но он все-таки успел – добежать, предупредить – и очень собой гордился!

– Ты молодец, – отец улыбнулся, пряча тревогу. – Только теперь тебе нужно спрятаться, хорошо? Сделаешь это для меня?

– Я могу помочь. Я ведь уже…

– Это приказ, – тихо, но твердо проговорил отец уже как командир отряда и легонько подтолкнул его. – Давай. Иди первым.

Тяжелые двери начали закрываться.

Толпа взвыла на разные голоса, перемалывая сама себя.

– Осторожно!