Смерть призрака

— Должен признать, что, по-видимому, я совершил довольно остроумную покупку, — проговорил он, надрезая шпагат. — Я позвонил Максу Фастиену в его офис на следующий день после… э-э… вернисажа и сказал, что видел несколько рисунков Дакра и что они произвели на меня очень сильное впечатление. Полагаю, что после этого он прямиком отправился в галерею Сейтэлса, так как, когда я к нему пришел, он показал мне с полдюжины рисунков. И я купил у него один из них, но, поскольку тогда же вечером выехал в Париж, он до вчерашнего дня мне его не мог переслать. Я, как видите, еще не успел вскрыть пакет. Рисунок мне очень понравился. Это набросок головы мальчика, по-видимому, испанского.

С этими словами он снял коричневую обертку и удалил тонкие листы фанеры, обычно предохраняющие рисунок.

— Ну вот он, наконец, — произнес Кэмпион, снимая листы папиросной бумаги, — вот он, наклеенный на картон… И…

Но последние слова застряли в его горле, а девушка удивленно вскрикнула, поскольку он держал в руках всего лишь чистый лист картона, абсолютно пустой.

И сколько ни пытались они найти хотя бы намек на рисунок в складках бумажной упаковки пакета, нигде не обнаружилось ни следа «Головы мальчика», исполненной Томасом Дакром.

Глава 9

Умение продавать

— Дорогой друг, это же невероятно! Абсолютно невероятно!

Макс Фастиен ходил взад и вперед по роскошному ковру, покрывавшему пол главного зала его нарядной маленькой галереи, и подкреплял свою точку зрения весьма богатым набором жестов.

Бывшая галерея Салмона на Бонд Стрит была переоборудована после того, как он приобрел ее, и теперь она являла собой идеальное воплощение его вкусов и его взглядов на бизнес.

Выставлялось обычно несколько тщательно подобранных картин, остальные деликатно хранились в запасниках мистера Фастиена, и неосведомленный посетитель мог даже подумать, что нечаянно забрел в частный дом, принадлежащий некоей баснословно богатой персоне, чей вкус настолько изыскан и рафинирован, что приближается к пределу, за которым начинается отрицание всего общепринятого…

Полностью изолирующие от уличного шума стены обеспечивали тишину, свойственную картинным галереям, соборам или банкам, и в этой тишине протяжно-мелодичная речь Макса казалась намного более уместной, нежели в гостиной Бэлл.

Мистер Кэмпион, опершись на трость, с нескрываемым интересом разглядывал хозяина галереи.

— Итак, я вам изложил суть дела…

Он проговорил это почти извиняющимся тоном, поскольку в такой редкостно изысканной обстановке слова об обыденных предметах, подобных содержимому какого-то там коричневого пакета, звучали почти святотатственно.

— Ну конечно же, мой милый Кэмпион! — Макс очаровательно изображал смятение. — Я послал за тем человеком, который упаковывал рисунок. Ничего не было наклеено на картон, говорите вы? Это просто невероятно! Но, вы знаете, происходят и другие экстраординарные вещи, имеющие отношение к этому злосчастному парню и его гибели. Какие-то дикие вещи! У меня самого тоже случилось нечто непостижимое. Я вам расскажу. Если вы виделись с Линдой (бедное дитя! Как выразительно она выглядела в горе!), то вы уже знаете историю с рисунками Сэйгелса. Так вот до сегодняшнего утра я думал, что вы — последний в Лондоне, если не сказать в мире, владелец образчика произведений Дакра.

Совершая почти балетные па, он резким движением открыл металлический ларец с изумительной гравировкой, стоявший на ничем, кроме него, не занятом роскошном резном столе орехового дерева. Этот стол делил с двумя стульями типа «Уильям» и «Мэри» привилегию быть единственной мебелью в зале.

Мистер Кэмпион отказался от предложенной ему египетской сигареты, выглядящей здесь странно, неприятно и даже громоздко.

— Вы согласны с мнением Линды, что кто-то пытается вычеркнуть из реальности любую работу, выполненную Дакром? — рискнул он задать Максу вопрос.

Макс поднял брови и растопырил свои белые длинные пальцы.

— Кто может знать? — почти пропел тот. — Нет ничего невозможного, вы же понимаете, Кэмпион! Лично меня это не особенно волнует. У Дакра, видите ли, кое-какой талант был, но у кого сейчас нет таланта? Он был одним из тысяч. Тысяч! Одного таланта недостаточно, Кэмпион. Современным «знатокам» подавай гениев. Бедный Дакр! Бедный заурядный Дакр! Лишь смерть сделала его интересным.

Мистер Кэмпион усмехнулся.

— Вот вам и отличие, выделяющее его из массы других художников, — заметил он, несколько рискуя.

Маленькие черные глазки его собеседника на мгновение сверкнули.