Ухаживающие за матерью после родов, которые сами по себе являются ритуально загрязняющим процессом, происходят из низших каст. Смерть структурно параллельна рождению, поскольку материнское тепло помогает рождению ребенка, а тепло кремационного огня разрушает плоть, оставляя лишь кости. Происходит так, как будто элементы, происходящие от женщины, уничтожаются вместе с грехами индивида, которые символически связаны с волосами на теле, также гибнущими в огне. Оставшиеся после кремации кости отправляются в реку, которая связана с женским началом, что, таким образом, символизирует оплодотворение. В одной из популярных интерпретаций кремации, приведенной Пэрри[339]
, говорится, что труп поднимается из костра дымом, превращающимся в облака и в дождь, который, в свою очередь, рождает овощи, то есть пищу, и та, в свою очередь, разумеется, становится мужским семенем.Таким образом, смерть превращается в нечто положительное. И подобно тому как дух входит в плод в утробе через череп, так и уходит он через череп, намеренно расколотый в ходе кремации. Пэрри даже утверждает, что «в смерти рожают мужчины»[340]
, в том смысле, что они берут на себя ответственность за ритуальное действие, приводящее к изменению личности умершего. После кремации приношение рисовых шариков, еды и подарков специальному священнослужителю — специалисту по похоронным обрядам помогает превращению умершего из призрака в предка. Это может показаться странным, учитывая идею реинкарнации, которая так часто принимается за ключевое индуистское представление о жизни после смерти, но Пэрри приводит характерный факт, указывающий, как в индуистских взглядах на жизнь и смерть идеи комбинируются. Говорят, что покойный стал предком, чтобы вернуться на землю в виде кого-то другого, чаще всего внука, или даже возродился в какой-то другой форме жизни. Каждая версия служит своей цели, при этом идеи реинкарнации и перерождения используются, возможно, «для объяснения всего происходящего, идеи рая, ада и спасения — для визуализации будущего»[341]. Эта цитата нуждается в комментарии, поскольку она решительно противоречит тому, как обычно описывают индуизм в официальных учебниках, в которых подчеркивается только вера в переселение души и реинкарнацию. Пэрри показывает, что в религиозной практике люди здесь сочетают два довольно отличных взгляда на жизнь. С одной стороны, когда они говорят о своем нынешнем существовании, то используют идею переселения души и видят себя реинкарнацией, но когда говорят о будущем состоянии тех, кого кремируют, они говорят скорее с точки зрения рая и ада. Это напоминает о комплексном характере человеческих верований и показывает, как различные выражения или описания жизни могут создаваться для конкретных целей.Также Пэрри утверждает, что индивид обладает двумя видами оживляющей силы. Один — очевидные признаки жизни, а другой — скрытые. Первое дыхание, или жизненная сила, покидает тело в момент, который обычно называют временем смерти. Это одна из причин, почему умирающему важно находиться на открытом воздухе — чтобы дыхание могло легче покинуть его. Но второе, пронизывающее тело дыхание не так легко выпустить. Фактически, оно покидает тело только в момент ритуала кремации, когда раскалывается череп.
С этим различием между двумя видами «дыхания» связаны некоторые интересные следствия. В самых простых терминах женщина, например, не считается вдовой, пока не сломан череп ее мужа; ведь до тех пор в определенном смысле тот все еще жив. Как только последнее дыхание или дух освобожден, тело наконец становится по-настоящему мертвым, каким остается в процессе кремации. Подкрепляет эту точку зрения то, что тело не считается ритуально нечистым до последней части процесса кремации; оно скорее священно, чем нечисто. Объяснение причины такого статуса кроется в иной интерпретации смерти и кремации в индуизме, основанной на восприятии всего процесса как своего рода жертвы.