— Эдвард, я уже вру Элеоноре, а что будет дальше? Вы представляете, как ко мне будут относиться мой друг и его мать после вашего отъезда? Вы сделали мою семью прикрытием для своих профессиональных дел. Вам совершенно безразлично, что произойдет, когда вы уедете, — я прекрасно понимала, что поза обличителя мне не идет, но ничего не могла с собой поделать. — Одно дело: встретились, не подошли друг-другу. Ну что ж, не судьба… Но то, что вы сделали, Эдвард, это верх цинизма!
Суперфин выслушал мою патетическую речь на удивление спокойно и без возражений.
— Мне бы чаю, — сказал он.
Пока я, задохнувшись от такого нахальства, покорно готовила чай ему — и себе заодно, да впридачу кофе для Сергея, Эдвард молчал. Отпив немного из большой фаянсовой чашки, он мягко заметил:
— Хотя ваши слова справедливы, все-таки на сегодняшний момент дело обстоит не так, дорогая Валерия. Все верно: для того, чтобы не возникли подозрения, я использовал переписку по интернету в целях знакомства. Когда я начинал поиски, у меня была только одна цель: найти подходящую кандидатуру, даму моего возраста с юга Израиля. И когда мне попалось письмо Элеоноры, я обрадовался: «Вот она, удача!». Легенда была готова. Я еду знакомиться. Все замечательно! Но, приехав сюда, к вам, и с первого же дня принявшись за поиски, я вдруг обнаружил, что Элеонора привлекает меня, что мне совершенно не хочется отсюда уезжать, и то, что служило поводом и предлогом для приезда сюда, стало главной причиной… — Суперфин сделал небольшой глоток из чашки и продолжил: — Вы вправе мне не поверить, но это все именно так, как я вам рассказываю.
— Ладно, это вы потом между собой разберетесь, — довольно невежливо остановил его Сергей. — О деле рассказывайте.
— Да-да, — кивнул Суперфин, — я не забыл. Некоторое время назад ко мне обратились из одного частного благотворительного фонда, чтобы я помог им разобраться им в одном деле. Они ехали к вам делегацией и меня в нее включили. Нужно было проверить на месте, то есть у вас, в Кирьят-Шенкине, на что пошли деньги, отпущенные этим фондом. Деньги, кстати, небольшие, и я справился с заданием за три дня. Зашел в муниципальную библиотеку, покопался в чертежах. В любом городе, в инженерной библиотеке при муниципалитете можно найти чертеж каждого здания этого города. Мне даже помощники не потребовались. Потом я присутствовал на торжественной встрече спонсоров с администрацией города. Тогда, кстати, и сделана эта фотография.
Эдвард вытащил платок и вытер лоб.
— После моего положительного доклада решено было увеличить дотации фонда городу. Было выделено сто тысяч долларов, а потом сумма субсидий должна была быть увеличена. Но…
Тут я перебила Суперфина:
— Эдвард, скажите, а почему вы написали положительный доклад? Что вам понравилось в Кирьят-Шенкине?
— Дамы… — сказал Суперфин и улыбнулся.
Нет, я была права! Он неисправим! Бедная Элеонора… Такого бабника еще поискать. Моя дочь долго старалась, пока нашла!
— Ну, ты даешь! — засмеялся Белых. Он даже не заметил, как перешел на «ты». — При чем тут бабы?
— Не бабы, молодой человек, а дамы, — возразил ему Суперфин. — Первые деньги, которые получил муниципалитет, были потрачены, по требованию спонсоров, на женские кружки, обучение женщин языку и поискам работы. Это было выполнено. И я встречался со слушательницами курсов. Что сказать? У них были такие светлые лица! В общем, для таких женщин стоило постараться.
— А потом? — спросила я.
— А потом спонсоры перевели сто тысяч долларов, деньги были получены и испарились. А Вольфа убили на следующий день… Вот поэтому я снова здесь.
— Что же теперь делать?
— Нам с Эдиком искать деньги, — ответил бестактный Сергей, — а ты отдыхай. Сил набирайся.
— Ага, и дожидайся, пока тебя снова, если не с яхты сбросят, так по голове чем-нибудь дадут. Убийцу надо искать, вот что! Найдете убийцу, отыщете деньги.
— Нам платят не за это, — возразил Суперфин. — Увы, мы иностранные подданные. У меня желания объяснятся с вашей полицией еще меньше, чем у коллеги. Он совершенно точно подметил: расследованием убийств частные детективы занимаются только в романах. В жизни мы всего лишь собиратели сплетен. Не более того… — он подумал, потом великодушно добавил: — Хотя рациональное зерно в ваших рассуждениях есть. Разрешите откланяться.
Мне снова показалось, что он приподнимает шляпу и склоняется в элегантном поклоне.
Дверь затворилась, и я без сил рухнула в вертящееся кресло.
Не прошло и двух минут, как в дверь кто-то постучал.
«Третий брат, — обреченно подумала я. — Сын лейтенанта Шмидта Паниковский Михаил Самуэльевич».
Я почти угадала. Дверь отворилась, и в комнату тихо вошел Михаэль, но не Паниковский, а Борнштейн.
— Михаэль, — утомленным голосом спросила я, — как вы относитесь к гусю?
Но старший следователь ашкелонской полиции не понял моей фразы. Он не знал классику советской литературы.
— Вы о чем, Валерия?
— Да так, просто вслух рассуждаю. Простите… Что вас ко мне принесло, Михаэль?
— Интересуюсь вашим вчерашним приключением, Валерия. Мне уже доложили. Я тут был в центре, дай, думаю, зайду…