Смерть сердца

– Знаешь, мне однажды, на вечеринке, показалось даже, будто мистер Берсли похож на тебя.

– Берсли? Ах да, тот малый… Ну, знаешь ли. Интересно, кстати, куда это они с Дафной упорхнули?

– Могли даже и в Дувр.

Они допивали чай в «Павильоне», когда туда вошли Дикки, Ивлин, Клара и Сесил. На Ивлин был костюм канареечного цвета, на Кларе – плюшевое пальтишко, перехваченное бантиком под самым подбородком. Дикки с Сесилом были оба в полосочку – похоже, к вечеру все переоделись. К этому времени «Павильон» повис в розоватом воздухе незажженным фонарем, оркестр играл что-то из «Самсона и Далилы». Ивлин наконец увидела Эдди и спросила, любит ли тот гулять по горам. Сесил, выказывая безразличие ко всему, вид имел довольно унылый. Клара не сводила глаз с Дикки и не открывала рта, только изредка с беспокойством заглядывала в свою замшевую сумочку. Считалось, что раз их всех собрал мистер Берсли, то без него начинать нельзя. Дикки отодвинул хромированную стеклянную дверь, предположив, что девушки, наверное, захотят полюбоваться видом.

С балкона они поглядели вниз – на дорогу, на верхушки сосен и крышу катка. Эдди так далеко перегнулся через перила, что Порция испугалась, а вдруг он сейчас вздумает показать им (как уже показывал ей), как далеко он умеет плеваться. Однако ничего не произошло, только фиалки вывалились у него из петлицы.

– Потеряли вы свои цветочки, – бойко заметила Ивлин.

– А может, у меня голова закружилась, – ответил Эдди, многозначительно глядя на нее.

– Какой вы, значит, неженка.

– От одного вида вашего превосходного желтого жакета и опьянеть можно.

– Вот как, – ответила Ивлин, не зная, что и думать. – Слушай, Дикки, у вашего друга голова закружилась. Может, пойдем внутрь?

Дикки поглядел на часы – куда строже, чем раньше.

– Ничего не понимаю, – сказал он. – Я сказал Берсли, что приведу девушек к шести. Я думал, мы с ним договорились, но теперь уже почти двадцать пять минут седьмого. Надеюсь, он не попал в какую-нибудь передрягу.

– Это уж решать Дафне, – язвительно отозвалась Ивлин, подмазывая рот.

Дикки подождал, пока она спрячет помаду, и холодно ответил:

– Я имел в виду – передрягу с машиной.

– Нет там ничего сложного с этой машиной, я ее сама водила, да и Клара тоже. А сегодня, наверное, Дафна за рулем. Смотри, Клара дрожит. Лапочка, ты замерзла?

– Немножко.

Внутри, среди колонн и зеркал, отыскались Дафна с мистером Берсли, уютно устроившиеся за выпивкой. После обмена упреками и несколько раздраженными смешками мистер Берсли подозвал официанта и восстановил справедливость. Кларе с Порцией подали оранжад с завернутыми в салфетки соломинками, Дафна заказала еще один «бронкс», Ивлин – «сайдкар»[35]. Мужчины пили виски – все, кроме Эдди, который попросил себе двойного джину с капелькой ангостуры. Он настоял на том, чтобы накапать ангостуры самому, и устроил из этого целое представление. Раскрасневшаяся Дафна казалась очень довольной. Она сняла шляпку и, разговаривая, то поправляла кудри, то уверенно поглядывала на пряжку в виде кинжала, которой была заколота ее зеленая бархотка. Они с мистером Берсли сидели бок о бок, но почти не разговаривали, словно бы очень друг друга стесняясь.

Тихонько потягивая оранжад, отстранившись от всей остальной компании, оставшись в одиночестве на своем конце длинной соломинки, Порция наблюдала за происходящим. То и дело она взглядывала на время – еще три часа, и Эдди уедет. Она видела, как он, разгорячившись, говорил, что следующий круг – за ним. Видела, как он совал руку в карман – хватит ли ему денег? Он показал Ивлин содержимое своего бумажника, отдернул манжету, чтобы продемонстрировать волоски на запястье. Он спросил мистера Берсли, есть ли у него татуировки. Клара допила оранжад, он выхватил соломинку и пощекотал ей шею Клары, когда та снова полезла в сумочку.

– Кстати, Клара, – сказал он, – а ведь ты мне и словечка не сказала.

Она косилась на него, как недоверчивая мышка. Он накапал слишком много ангостуры в джин, поэтому второй стакан джина пришлось разбавить третьим. Облокотившись на плечо Сесила, он сказал, что ему бы очень хотелось поехать вместе с ним во Францию. На салфетке, в которую была завернута соломинка Клары, он помадой Ивлин написал свое имя.

– Не забывай меня, – сказал он. – Впрочем, все равно ведь забудешь. Я тогда еще свой номер оставлю.

Дикки сказал:

– Как-то мы расшумелись.

Но мистер Берсли тоже разошелся. Они с Эдди прониклись друг к другу искренней любовью, какая бывает только после совместно выпитого. Их взгляды то и дело встречались – с влажным, мечтательным восторгом. Эдди, несомненно, раззадоривал мистера Берсли: сначала мистер Берсли изображал Дональда Дака, а потом, выхватив у Дафны зеленую пластмассовую гребенку, попытался подыграть на ней оркестру. Когда музыка смолкла, он принялся наигрывать мелодию собственного сочинения, приговаривая:

– Я пастушок и хочу подудеть своим овечкам.

– Себе подуди! – ответила Дафна, опрокинув третий «бронкс». – Дай сюда! Оставь в покое мою гребенку!

– Слушайте, – вмешался Дикки, – ссорьтесь где-нибудь в другом месте!