Смерть служанки

— Его зовут доктор Саймон Форман.

Имя ни о чем ей не говорило, и в предсвадебной суете Оливия забыла его. За несколько дней до свадьбы Элайза сказала ей, что она, кажется, придумала, как достать еще макового сиропа, но для этого ей понадобятся деньги. В тот же день попозже она вернулась с сиропом, но не сказала ни слова о том, как добыла его. Не рассказала она и о своем гороскопе.

Даже если бы отношения между церковью и особняком были иными, свадьба все равно состоялась бы в Сити. Сэр Уолфорд решил, что она должна запомниться своим великолепием, которое продемонстрировало бы его богатство и влияние на всю округу. В центре события, разумеется, его дочь. Ее платье, над которым трудились несколько мастериц, было из серебряной ткани, расшитой жемчугом (в знак чистоты) и отороченной великолепными кружевами, какие только можно купить за деньги. К алтарю она пойдет в сопровождении никак не менее восьми подружек невесты, одетых в белую парчу. Другие швеи занимались бельем невесты, шили нижние юбки и ночные одеяния. Что касается последних, то Оливия настояла, чтобы две рубашки были абсолютно одинаковыми.

Утром в день ее свадьбы отец с матерью пришли в ее покои, чтобы пожелать ей счастья, и отец подарил ей подвеску с гербом из мелких бриллиантов. Незадолго до полудня Оливию в карете, украшенной белыми лентами и цветами, доставили в церковь. Волосы ее были распущены в знак непорочности, в них тоже были вплетены белые цветы. Она мало что запомнила из церемонии, которая превратила ее в леди Такетт, голова ее была полностью занята тем, что ей предстояло.

Как обычно, торжество продолжалось несколько часов, обильное застолье перешло в танцы и игрища. Время, когда новобрачных укладывали в постель, зависело от их желания: если они сгорали от страсти в течение нескольких месяцев до свадьбы, то отправлялись в опочивальню, как только позволяли приличия, другие же, которые либо опасались предстоящего события, либо были холодны по возможности затягивали гулянку. Похоже, Оливия относилась к последней категории, поскольку не выказывала ни малейшего желания покинуть гостей, хотя молодой муж становился все более нетерпеливым. Сэр Маркус прилично выпил, но не вызывало сомнения, что он далеко не пьян и способен на подвиги.

Когда оттягивать было уже невозможно, Оливия подала знак, что время настало. В сопровождении подружек невесты и других приглашенных женщин она отправилась в опочивальню, где ее роскошное свадебное платье расшнуровали и сняли с нее вместе с кринолином и нижними юбками. Элайза положила на кровать одну из ночных рубашек, и Оливия надела ее под хихиканье и шуточки собравшихся. Одна из девушек спросила, будет ли Элайза спать с другими слугами под лестницей, ведь Оливии может что-то понадобиться среди ночи. Забравшись на огромную кровать, Оливия увидела, что Элайза предусмотрительно поставила рядом с кроватью кувшин с вином, бокал и свечи.

Шум за дверью возвестил о приближении молодого мужа, который был уже в халате. Его сопровождали несколько молодых людей, выстроившихся у кровати, наблюдающих, как он на нее залезает, и подающих ему скабрезные советы, как ему лучше поступить. Молодая бросила свои шелковые подвязки девушкам, которые боролись за обладание ими, чтобы выяснить, кто выйдет замуж следующей, и наконец Оливии показалось, что прошла целая вечность, пока они шумно не выкатились из спальни, оставив молодоженов наедине. Маркус не стал тянуть время. Как только дверь закрылась, он скинул свой халат и, склонившись над ней, сунул руку ей под рубашку. Было очевидно, что ни на какие ласки молодой жене рассчитывать не приходится. Но она вырвалась из его рук.

— Что еще? — раздраженно спросил он. — Я и так ждал несколько часов.

Она подарила ему, как она надеялась, обольстительную улыбку.

— Боюсь, я слишком много съела и выпила. Прежде чем… прежде чем мы продолжим, прости меня, но мне нужно сходить в отхожее место.

— Тогда поторопись, — проворчал он, когда она начала слезать с постели.

— Там стоит графин с вином для тебя, — заметила она, показывая рукой. — Это самое лучшее вино. — Он искоса взглянул на нее и заявил, что выпьет потом. Проходя мимо, она загасила свечи.

— Зачем ты это сделала? — возмутился он, устав от ее выкрутасов.

— Чтобы ты не видел, как я краснею, — ответила она и быстро вошла в стенной шкаф, который был слабо освещен одной свечой.

Элайза ждала там, одетая в точно такую же рубашку. Теперь, когда наступал самый опасный момент, она дрожала от холода и страха. Оливия молча дала ей понять, что все идет нормально, потом, вспомнив, что подарок отца все еще на ней, сняла подвеску и надела ее на шею горничной. Сердце ее колотилось, и когда Элайза выскользнула из шкафа, она плотнее прикрыла дверь, не желая слышать, что там происходит.

Ей показалось, что прошло очень много времени, прежде чем девушка вернулась. Лицо ее было бледным и напряженным, рубашка разорвана.

— Теперь вы можете туда идти, — сказала она, — он выпил вино и теперь храпит как боров.

Оливия принялась шепотом благодарить ее.

Элайза остановила ее.