Смерть старателя

Так быстро всё обкрутилось, что поневоле удивишься. Полдня назад ходил по улицам города, как северный бич, без жилья и знакомых. И вот уже комната с двумя металлическими кроватями, заправленными по-солдатски темно-синими байковыми одеялами, одежный шкаф, прикроватная тумбочка. Пощелкал выключателем настольной лампы, от вспышки яркого света обдало какой-то веселой радостью, что это не сон, а взаправду, что всё наладится и будет «абгемахт», как любил повторять Аркадий Цукан, нахватавшийся немецких слов весной сорок пятого года, о чем Иван знал понаслышке. Да не очень-то интересовался.

«Ничего, вот разыщу отца, тогда поговорим», — решил он. Накинул наволочку на подушку и тут же уснул провально, и не слышал, как пришел сосед, как хлопал дверцами шкафчика, словно умышленно пытался разбудить неожиданно появившегося сожителя.

Через месяц Иван неплохо ориентировался в городе, побывал в порту и в окрестностях города. Снимал пленочным ФЭДом, а потом подолгу возился с проявкой и печатью фотографий. Ответственный секретарь презрительно кривился, подбирал фотографии из большого архива, а когда требовалось подкрепить репортаж свежими лицами, то ставил его, Ивана Малявина, снимки, каждый раз заставляя проверять и перепроверять подписи к ним.

Грозовая туча нависла над ним неожиданно, когда перепутал фамилию второго секретаря Ягоднинского райкома партии. Главный редактор рвал и метал, но неожиданно заступился заместитель Лев Семенович. Сказал на планерке:

— С кем не бывает. Помните, как промышленный отдел присвоил директору рудника женскую фамилию. Все хохотали… Я сам переговорю с секретарем райкома. Поясню ситуацию. А чтоб Иван запомнил, лишим его премиальных.

Заведующий отделом писем, толстопузый неряшливый увалень, неожиданно отозвал в сторону после планерки и пояснил, что эти волки поганые не сказали, не пояснили, что надо фамилии не на слух записывать, а просить каждого Петра Петровича писать фамилию в блокнот.

— Уверяю, никто не откажет. Наоборот, зауважают. Тут письмо пришло интересное из Билибино. Ты поговори с главным, может, пустят тебя в командировку. Что-то снимешь, что-то напишешь про славных атомщиков.

— Так я не умею писать статьи.

— Я тебе, Ваня, помогу. Ты только факты цепляй. С людьми больше общайся. Надо — водкой угощай.

Командировку выписали легко с какой-то непонятной радостью, словно сослали от греха подальше.

До Билибино больше трех часов лету на пузатой «Аннушке», с посадкой в Среднеколымске. Самолет пожирал пространство час и другой, а внизу бесконечная череда сопок, горных хребтов, рек и озер, где на сотни километров ни дымка, ни дорог, что Ивану казалось удивительным, вместе с темой, которую он замыслил для себя, чтобы поразить напрочь народ в редакции осмысленным очерком об энергетике Крайнего Севера, анализом, цифрами. Хорошо мечталось. Оглядывая огромные безлюдные эти пространства, он невольно думал, а зачем? Зачем эти станции, если тут ни дорог, ни людей. Ему уже рассказали о новых приисках «Комсомольский», «Северный», «Купер» с огромными запасами золота, олова и вольфрама. Раньше осваивали под лозунгом «всё для победы!», потом строили коммунизм, обгоняли Америку… А теперь?

Билибино удивляло любого, кто бывал в северных городках, а тем паче поселках. Тот же Среднеколымск приезжему казался грязной трущобой: прокопченные дома барачного типа, серый снег на километры вокруг поселка от множества угольных котельных, сборно-щитовой дом аэропорта с беспризорными собаками у входа. И вдруг разноцветные многоэтажные дома жилого комплекса «Арктика», здание современного бассейна, кинотеатр, чистые улицы и асфальтированная дорога к корпусам атомной станции.

В дирекции станции отнеслись уважительно к удостоверению. Пусть и привыкли к наездам газетчиков и московских чиновников, которым, кроме Билибино и местных оленеводов, показывать на Чукотке нечего. Выделили Ивану сопровождающего в лице секретаря комсомола, начинавшего здесь с первого колышка, чем он очень гордился, и очень хотел, чтобы Иван помянул в статье о нем. Снимать без широкоугольного объектива на станции трудно, вот бы японскую «сейко», прикидывал он. Цеха огромные, высокие, все люди в белой униформе. В такую же обрядили и его самого. Иван старался влезть в сложный процесс выработки электроэнергии. Дотошничал. Инженера пичкали цифирью, и он тщательно под диктовку записывал объемы бетона, грунта, выработку электроэнергии, уровни защиты, высоту станции, длину бассейна… Ни на шаг не приближаясь к самому главному, а для чего это всё здесь, на вечной мерзлоте?

В обед ему удалось оторваться от сопровождающего. Подсел к молодой паре. Разговорился. Выудил у них историю, как они обживались здесь два года назад…