— Может, помощь какая нужна?
— Связь с районом есть?.. Звоните, просите санитарный борт на Алдан. А то помрет ненароком наш парень. Температура поднялась, да и культя воспалилась. А в Алдане больница хорошая и хирург там толковый.
— Я попробую, — сказал председатель как-то бесцветно и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Ну и квашня! — ругнулся Цукан после его ухода.
— Зря ты так, — укорила Семеновна. — Он с виду-то тихий, но упористый. Втору ставку пробил для больнички. Да только не едет никто в глухомань нашу.
И оказалась права. На следующий день над Береговым завис ярко-оранжевый вертолет, распугав поселковых собак.
Виктора пришлось нести на носилках. Цукан шел своим ходом. Фельдшерица вместе с ребятней долго махала им вслед. Борт взял курс на северо-запад.
В алданской больнице Цукана встретили, как народного героя. По просьбе главного врача, знавшего Цукана еще с тех давних пор, когда он приезжал с толковым слесарем из артели «Звезда» ремонтировать водопровод из собственных материалов и всё это бесплатно, за добрый разговор и пожелание не болеть. Зато, когда у бульдозериста Барсукова прободная язва открылась, сам главврач встал к операционному столу.
При обычных восемьдесят два Цукан весил теперь шестьдесят килограммов. Определили дистрофическое состояние, покатили в коляске на рентген с подозрением на бронхит.
— Ты, Аркадий Федорович, прямо морж! — пошутил знакомый хирург. — Несколько суток в ледяной воде и даже бронхита не нажил. Врачам с тобой скучно возиться. Но дистрофия серьезная. Глюкозу надо прокапать.
Перед обедом пришел участковый. Учинил обоим допрос. Потом долго крутил, вертел многократно промокший паспорт.
— Документ придется менять, Аркадий Федорович. Может, помочь?
— Хорошее дело, не откажусь. Тебя, кажись, Гришей зовут. Скажи мне, почему «Звезду» разбомбили?
— Так в газете про них такое написали, что впору под суд отдавать. Одна комиссия из Москвы, другая из Якутска. Наш райотдел туда привлекали… Рыли они глубоко. Нашли что-то с документами, актами. В артели мой свояк работал — дядя Дима. Да ты знаешь его, он слегка заикался. Рассказывал, что жили, как у Христа за пазухой. Он квартиру дочке купил кооперативную в Благовещенске, себе «Урал» новенький с люлькой. И нате вам — приехали…
В дверь постучали. Затем возникла девушка с соломенными волосами, молодая, и от одного этого — красивая и явно смущенная.
— Я корреспондент. Можно мне с попавшими в аварию поговорить?
Лейтенант, снисходительно улыбаясь, как улыбаются шаловливому ребенку, поднялся со стула, уступая место возле кровати.
— Я еще зайду… Выздоравливайте.
Девушка по имени Вера, задавала нелепые вопросы, но так искренне удивлялась, так непритворно ахала, слушая рассказ Аркадия Цукана об аварии, что ей можно было простить эту глуповатость, как любой хорошенькой девушке.
Виктор, лежавший молча, уткнувшись бескровным лицом в подушку, вдруг приподнялся, сказал: «Я теперь рыбу в рот не возьму никогда!»
— Почему?
— Целый год ни куска хлеба, а только рыба, рыба!.. Да еще без соли.
Виктор неожиданно разоткровенничался, выдернул из-под одеяла культю: «Маресьева буду изображать на танцплощадке. Эх, боюсь, не получится».
— Получится, Виктор. Получится. Вы настоящие герои.
— Что вы, Верочка. Какие герои? Просто нам кушать сильно хотелось, вот и гребли к жилью до последнего, не сдержался, вбил шутку Цукан. — Вы побеседуйте, а я пройду к главврачу.
Через неделю Цукан получил больничную справку, старую выстиранную одежду и самодельный рюкзак с укутанной в тряпки жестяной банкой из-под чая.
Ему хотелось понять, что произошло с артелью, с директором ГОКа Струмилиным, поэтому первым делом отправился к Станиславу Лавровскому — начальнику геологоразведки. Друзья шутейно звали его Демократом, потому что он состоял в двух партиях: в геологоразведочной и коммунистической.
— Ну и видок у тебя, Аркадий! Наслышан. Весь поселок гудит о твоем пришествии с того света. Видать, не очень тебя там привечали… Эх, жалко, бороду сбрил, я б тебя сфоткал, как отшельника.
— Будет тебе, Стас, над стариком насмехаться. Лучше расскажи, что со Струмилиным произошло?
Лавровский вздохнул, погрустнел, словно его лишили порции компота. «Долгий разговор…» Он подозвал рабочего, который остался на базе и не ушел на полевые работы.
— Сечкин-печкин колбаса, жарена капуста. Шеметом баню топить. И чтоб через десять минут все гудело и трещало.
— Будь сделано, тарищ Лавр! — Рабочий по фамилии Сечкин дурашливо выпучил глаза, вскинул по-военному руку к заляпанной жиром кепке.