Смерть таится в рукаве

— Моим горем… Будь он жив, горя было бы куда больше. Он собирался развестись со мной! Я — как мотылек на незажженной лампе — стоит включить ее, как крылышки в одно мгновение сгорают. Но я любила его. Я одна действительно любила его, потому что понимала его. Понимать тех, кого любишь, — это у нас в крови. У кого у нас, спрашиваете? — она хмыкнула. — Никто не знает. Бывают дети без отцов. У меня же нет ни отца, ни матери. Только одна я знаю, какого я роду-племени, так же, как и Джекоб: только он один знал, каких он корней. Она вздохнула и, понизив голос, сказала: — Очень мило с вашей стороны, что вы пришли, но я не могу спокойно разговаривать. Когда-то я любила одного парня. До знакомства со мной он потерял руку в бою. Он рассказывал мне о своих приключениях при свете луны, когда слова с особенной силой проникают в душу. Быть может, оттого, что я была такой молодой, я ужасно злилась на него из-за этих рассказов, но все то, что он говорил тогда, произвело на меня неизгладимое впечатление. Я никогда не забуду этого. И вот теперь со мной происходит то же самое: любимый мой умер, и боль настолько сильна, что я просто не чувствую ее. Но я почувствую ее позже и тогда выброшусь из окна…

Тебе что, не по себе от моих слов, милая? И этому молодому человеку тоже? Что ж, если так, я об этом совсем не жалею. Вы сами пришли, я вас не приглашала. Я рада вас видеть, но чувства свои подавлять не собираюсь. Я это никогда не делала и делать не буду. Женщина создана для чувств. Я знаю, что представительницы твоего народа говорят о терпении, о смирении и покорности, тогда как в вас самих чувства так и бурлят, вроде кипящей воды под крышкой чайника.

Соу Ха перехватила взгляд Терри и кивнула головой. Уходя, она протянула руку Хуаните:

— До свидания!

Хуанита обняла китаянку, прижала ее к себе, потом отступила назад и устало махнула рукой.

— Приходите еще, — пригласила она, — и если увидите, что окно разбито, ищите меня внизу во дворе.

Дверь за ними захлопнулась, они стали спускаться по лестнице.

Соу Ха повернулась к Терри.

— Вы видели портрет? — спросила она почти шепотом.

Терри Клейн мрачно кивнул.

Глава 8

Терри Клейн свернул на Гранд-авеню и сбавил скорость до десяти миль в час. Соу Ха, сидевшая рядом с ним, смотрела прямо перед собой сквозь ветровое стекло, взгляд ее ничего не выражал. С тех пор, как они покинули квартиру Хуаниты Мандры, она не проронила ни слова.

Терри пытался тщательнейшим образом проанализировать события последнего часа, поэтому он был благодарен Соу Ха за молчание. Это характерно для китайцев, подумал он, она сказала, что имела сказать, и теперь молчит. Девушка его собственной расы наверняка не отказала бы себе в удовольствии высказать свои соображения или забросать его градом вопросов. Соу Ха же укрылась в храме самых сокровенных мыслей, предоставив возможность и ему сделать то же самое.

Перед ними лежал причудливый, порожденный таинственным смешением Востока и Запада мир — мир Чайнатауна в Сан-Франциско. Китайские иероглифы горели неоновым огнем, в кровавых отблесках которого густой туман, казалось, превращался в вино. В зеркальных витринах, ярко освещенных электрическим светом, красовались тончайшей работы вышивки, выполненные искусными руками при дрожащем пламени стареньких лампадок.

Терри остановил машину перед одной из этих витрин. Он задумчиво посмотрел на шелковое пестрорядье.

Его слух тронули нежные звуки голоса Соу Ха:

— Вы думаете об этой художнице? Не отводя глаз от витрины, он покачал головой и грустно сказал:

— Знаете, Вышитое Сияние, я думаю об этом мерзком, до предела деформированном мире, где все поставлено с ног на голову, где женщины слепнут за несколько лет от того, что вынуждены сидеть по многу часов при тусклом свете за вышивками, покупаемыми потом людьми, слишком ленивыми даже для того, чтобы заштопать свои продырявившиеся чулки.

— Таков закон жизни, — заключила она с убежденностью фаталиста.