Смерть титана. В.И. Ленин

В основу моей статьи, так понравившейся Павлу Борисовичу, был положен мой же реферат, читанный на квартире другого моего тогдашнего союзника, Потресова, в Озерном переулке. Собрался небольшой кружок петербургских марксистов. От нашей группы молодых социал-демократов, создавших год спустя «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», на заседании кружка в этот раз были В. Старков (Be.Be.), С. Радченко и инженер Р. Классон. Из легальных литераторов-марксистов был, конечно, Струве, соответственно Потресов, Классон тоже считался легальным марксистом-литератором. Реферат назывался, как бы позже сказали, круто — «Отражение марксизма в буржуазной литературе». И полемика с Петром Струве была несравненно более резка по социал-демократическим выводам, нежели написанная позже статья. Выводы пришлось смягчить и из-за цензуры, и из-за сохранения союза с легальными марксистами для борьбы с народниками. Но кое-что, несмотря на все мои умягчения, просвечивало, в том числе и отношение к либералам. При любом компромиссе и союзе надо точно знать, насколько он глубок и до какой черты можно идти вместе.

Тенденция статьи, которую Павел Борисович так и не написал в наш сборник, оказывалась прямо противоположной тому, о чем постоянно говорил я. Его мысль была довольно простенькой, не новой и сводилась к тому, что в данный исторический момент ближайшие интересы пролетариата в России совпадают с основными интересами других прогрессивных элементов общества. То есть все тех же засоленных русских либералов. Но это была и мысль Плеханова, которая возникала во время нашей с ним беседы.

С удовольствием должен отметить еще один тонкий и деликатный момент. В Швейцарию я приехал по своему легальному паспорту и предполагал так же легально вернуться в Россию. И как-то Аксельрод сказал, что мои частые встречи с ним могли обратить на меня внимание охранки. И тут же заметил, и мне это было особенно лестно, что ему еще хотелось о многом переговорить со мною. Вот мы и решили на несколько дней уехать из людного и хорошо просматриваемого Цюриха в небольшую, всего в часе езды, деревушку Афольтерн, где, не привлекая ничьего внимания, мы смогли бы всласть наговориться. Я потом часто вспоминал эти встречи, к которым позже присоединился и Плеханов; лучшие совещания — это совещания на свежем воздухе.

Мы удивительно сошлись с Аксельродом. Для меня самого это было несколько неожиданно, потому что Аксельрод, безусловно, принадлежал к другому поколению. Но с ним было легко и естественно. Как всегда в подобных случаях бывает, нашлось множество точек соприкосновения, близкий взгляд на социальные вопросы, на литературу. Та же самая дерзость и забота о «всем человечестве». Мне почти не приходилось сдерживать себя и играть роль почтительного и скромного ученика, внимательно слушающего старшего товарища. Это был разговор почти на равных, но в процессе его выявились и расхождения.

Я уже и тогда понимал и чувствовал зыбкость политического союза социал-демократов с либералами. Павел Борисович Аксельрод, всегда переоценивавший и идеализировавший буржуазную демократию и парламентскую деятельность западноевропейских социал-демократических партий, вслед за Плехановым полагал, что такой союз действен и возможен. Я — нет, точнее — при очень и очень определенных условиях. Может быть, я лучше ощущал, как сильно меняются психология и политические устремления человека в связи с изменением его экономического состояния. Или это был классовый инстинкт, не доверяющий «чистым» и «сытым»: еще отец моего отца был крепостным крестьянином. Поскреби либерала, и под позолотой отвлекающей либеральной болтовни окажется все тот же представитель буржуазии, не желающий менять своего образа жизни, или помещик.

Но, конечно, приходилось многое смягчать. Я не могу про себя сказать, что с юности я был законченным циником, для которого всегда цель оправдывала средства, но цель у меня была, и ради нее можно было полавировать, о чем-то умолчать, поддержать старшего товарища под локоток, отшутиться. Уже в то время у меня достаточно смутно возникал план общерусской газеты социал-демократов, которая одна способна была создать базис для партии и объединения. Я знал, что, может быть, можно будет найти для нее лучшего редактора и организатора, чем Владимир Ульянов, но более преданного делу — нельзя. Группа «Освобождение труда» нужна была соцдемократии и революционерам России, но как эта Россия и эта российская социал-демократия нужны были женевским революционерам!