Смерть титана. В.И. Ленин

Вскоре Троцкий получит письмо от Надежды Константиновны Крупской, теперь уже вдовы В. И. Ленина, «еще не износившей башмаков». В этот же самый лютый и трагический январь, 28-го числа, еще не разобрав оставшихся после покойного мужа бумаг, не осушив вдовий платок, повинуясь какому-то внутреннему велению или инстинкту справедливости, пишет она человеку, к которому долгие годы испытывала определенную неприязнь. Учениками Ленина и хранителями памяти об ушедшем муже она долго считала Зиновьева и Каменева. Конечно, именно это письмо натолкнуло и не могло не натолкнуть больного, почти отстраненного от работы «человека номер два» на воспоминания о Ленине. И так оно и было. Но будто бы Крупская промыслила и что-то другое. Будто предчувствовала, как дальше будут развиваться события и в общественно-партийных сомнениях на тему Ленин и Троцкий, торопилась встать на сторону последнего.

«Дорогой Лев Давидович! Я пишу, чтобы рассказать Вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая Вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где Вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам. И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В. И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти. Я желаю Вам, Лев Давидович, сил и здоровья и крепко обнимаю».

Сейчас пока здоровья нет. У обмякшего от горя на железнодорожном вокзале в Тифлисе Троцкого, как в миг смерти, перед глазами проносились картинки былого. Все лучшее в жизни было связано с Лениным, с борьбой против него, с сотрудничеством с ним, с революционной деятельностью. Жить стоит, если твоя жизнь подчинена идее. Как жалко человечество, которое живет без возвышающих страстей!

Троцкий очень хорошо помнил и Лондон 1903 года, и побег из ссылки. Ссылок было две, и побега было два. Что бы царскому правительству сразу не придушить его, отчаянного вопреки всему и не согласного ни с чем революционера! Особенно второй раз, когда в революцию 1905 года он оказался председателем Петроградского Совета?! Искусственный западный либерализм в России ни к чему хорошему не приводит, здесь надо было гвоздить и гвоздить. Он еще опишет в своих будущих книгах огромную русскую реку в Сибири — Лену. Было некоторое символическое значение, что в фарватере этого русского женского имени окажется человек, который произведет на него такое фантастическое впечатление как революционер и деятель. Ленин. Вот и проборолись, и провоевали с ним всю жизнь, пока одного навеки не снесло. Но он, Троцкий, теперь уже окончательно понял, кто из них в русской революции коренной.

…Течение медленно тянуло баржи с арестантами, сопровождаемые конвоем, вниз по Лене. Это его везли в ссылку первый раз. По ночам было холодно, и шубы, которыми они укрывались, под утро были в инее. До села Усть-Кут плыли около трех недель. По пути, в заранее назначенных деревнях, отсаживали одного, двух. В селе обычно около сотни изб. Жизнь темная, глухая, в далекой дали от мира. Тараканы наполняли ночью тревожными шорохами избу, ползали по столу, по кровати. Приходилось время от времени выселяться на день-два и открывать двери настежь в тридцатиградусный мороз. Летом мучила мошкара. Даже заедала насмерть корову, заблудившуюся в лесу.

Троцкий хорошо помнит, как летом 1902-го через Иркутск получил у себя в ссылке кое-какие книги, в переплеты которых были заделаны последние заграничные издания, отпечатанные на тончайшей бумаге. Узнал, что была создана «Искра», центральная организация профессиональных революционеров. А потом пришла изданная в Женеве книга «Что делать?». И сразу его собственные рукописные рефераты, газетные статьи и прокламации для тогдашнего Сибирского союза показались ему самому мелкими, местечковыми перед лицом новой, поставленной моментом, задачи. А ведь он к этому времени, он, паренек из захолустья, уже достаточно написал, недаром, когда после побега оказался в Самаре, то Кржижановский, друг Ленина, дал ему занятный и многообещающий псевдоним — Перо. И этому пишущему молодому человеку после ленинских работ не оставалось ничего, как искать себе другое поприще. Бежать!