Смерть титана. В.И. Ленин

Но ей, Крупской, надо молчать. Троцкий больше уже не под защитой Ленина. Доказывать кому-либо и вступать в свободную дискуссию стало небезопасно. Сплоченное не идеологически, а лишь организационно большинство стало агрессивным, как царская водка. Она хорошо помнит, что это большинство сделало с лучшим говоруном революции Троцким, когда он написал в двадцать третьем году письмо в ЦК о внутрипартийной демократии.

К сожалению, тогда еще не вполне понимая расстановку сил, в конце октября она имела неосторожность написать письмо Зиновьеву по поводу расширенного пленума, обсуждавшего этот вопрос. Она-то еще думала, что Зиновьев союзник Ленина! Да, она отчасти признавала вину Троцкого: «Но во всем этом безобразии — Вы согласитесь, что весь инцидент сплошное безобразие — приходится винить далеко не одного Троцкого, за все происшедшее приходится винить и нашу группу: Вас, Сталина и Каменева. Вы могли, конечно, но не захотели предотвратить это безобразие. Если бы Вы не могли этого сделать, это бы доказывало полное бессилие нашей группы, полную ее беспомощность. Нет, дело не в невозможности, а в нежелании. Наши сами взяли неверный, недопустимый тон. Нельзя создавать атмосферу такой склоки и личных счетов… Совершенно недопустимо также то злоупотребление именем Ильича, которое имело место на пленуме. Воображаю, как он был бы возмущен, если бы знал, как злоупотребляют его именем. Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий виноват в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В. И. заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах. Вы знаете, что В. И. видел опасность раскола не только в личных свойствах Троцкого, но и в личных свойствах Сталина и других. И потому, что Вы это знаете, ссылки на Ильича были недопустимы, неискренни. Они были лицемерны. Лично мне эти ссылки приносили невыносимую муку. Я думала: да стоит ли ему выздоравливать, когда самые близкие товарищи по работе так относятся к нему, так мало считаются с его мнением, так искажают его? А теперь главное: момент слишком серьезен, чтобы устраивать раскол и делать для Троцкого психологически невозможной работу, надо пробовать с ним по-товарищески столковаться. Формально сейчас вся вина за раскол свалена на Троцкого, но именно свалена, а по существу дела — разве Троцкого не довели до этого? Деталей я не знаю, да и не в них дело — из-за деревьев часто не видать леса, — а суть дела: надо учитывать Троцкого как партийную силу и суметь создать такую ситуацию, где бы эта сила была для партии максимально использована».

Она просто старая, выжившая из ума идеалистка-партийка. В этом письме она имела неосторожность сказать, что в основе всего конфликта лежат не идейные расхождения, а личная склока и беспринципная борьба за власть. За власть просто как за власть и личное благо, а не как за инструмент, реализующий и претворяющий в жизнь идею лучшей жизни для всех.

Менялось ли отношение Ленина к Троцкому после того, как впервые тот появился у них в Лондоне? Менялось. Она, Крупская, чуть слукавила. Конечно, несколько раз, и недаром после Брестского мира, который Троцкий почти провалил, он подал заявление об отставке. Тогда Ленин ее не принял, а очень правильно бросил Троцкого на строительство Красной Армии, а потом на восстановление железнодорожного транспорта.

Какой все же талантливый и умный это человек! Он отдавал должное Ленину, и Ленин отчетливо сознавал в революции роль Троцкого. Поэтому так и накинулись на него «соратники» после смерти Владимира Ильича. Вторыми они хотели быть все, и никто не хотел быть третьим.

Ей, Крупской, не удастся написать мемуары. Конечно, что-то она напишет, когда тяжесть на сердце и немеркнущая боль утраты чуть отстоится. Но она помнит грязную шуточку Сталина о том, что они подберут Ленину новую вдову. Она напишет канву своей жизни с Лениным. А вот получится ли написать о самой революции, которую она плохо видела, потому что глядела на нее через ленинские статьи? Сможет ли написать о «пломбированном вагоне», в котором они вернулись в Россию и о котором так отвратительно писала «свободная» пресса? Найдет ли возможность написать так, чтобы ей поверили, о дружбе в отношениях Ленина с их общей подругой Инессой Арманд? Но об этом надо хотя бы крепко подумать, потому что честные и глубокие мысли одного человека не пропадают, даже если они не были записаны. Каким-то образом ядро этих мыслей становится достоянием и других людей, и, долго таясь, мысли все же выплывают.

Это понятно, почему соратники набросились на «Уроки Октября» Троцкого. Может быть, троцкизм, как направление в жизни, и есть, но определялся он не историческими фактами, и к Троцкому, как к деятелю революции, почти не имеет отношения. Троцкистом Троцкий станет позднее, когда станет антисоветчиком. Троцкизм — это стиль партийной жизни, стиль «второго», если нельзя стать «первым». Так пытаются жить и Сталин, и Зиновьев, и Каменев, это всегда поиски. Это жизнь не через живую жизнь, а через бумагу и пункт резолюции.