Смерть титана. В.И. Ленин

Ленин разглядел Сталина раньше. Дело даже не в той фразе, когда Ленин писал, имея в виду его, Сталина, из Лондона Горькому: «у нас появился чудесный грузин», а потом долго не мог вспомнить фамилию этого грузина. Ленин почувствовал в нем верного человека. Человека, который способен, как и он сам, перешагнуть через лицемерный демократизм и делать то, что нужно. У них, у обоих, цель была одна: свернуть шею так мешающему жить России царизму. Как быстро он, молодой Сталин, освободился от угара грузинского национализма. Местнический национализм в России — это тупик. Его недаром в училище в Гори и в семинарии в Тифлисе учили русскому языку, потому что преподавание все шло на русском. А потом его учили этому языку русские рабочие, ссыльные, сибирские крестьяне. В Сольвычегодске, в ссылке, его учила русскому языку молодая вдова Марфа Кузакова, мать одного из его сыновей. Россия вставала перед ним через язык и через русский национальный характер. И Ленин тоже приобщал его к России. Он, Сталин, сегодня отчетливо сознает, что все статьи будущего первого тома его сочинений — это или перепевы ленинских мыслей, или защита ленинских идей, или развитие ленинских указаний в «Искре». Сталин — самый внимательный и вдумчивый читатель «Искры», ленинский стиль и манера думать на бумаге ему были очень близки, соответствовали его собственному настрою и пониманию времени и пути России. И разве это при первой же личной встрече Ленин не почувствовал? Это было невозможно не почувствовать. А может быть, они оба просто очень любили Россию? И теперь он, Сталин, не отдаст ни эту Россию, ни ленинское дело. Он знает лучше всех, что надо делать, чтобы приумножалось это государство и жить становилось радостнее и веселей. И никто ему не помешает, тихо и постепенно он вырвет власть у своих товарищей властолюбцев. Он сначала справится с Троцким, а потом разделается с этой нежной парочкой — Зиновьевым и Каменевым.

Но Троцкий — это и застарелое соперничество, и вызревшая ненависть.

Любой политический деятель для объективной оценки событий привлекает свидетельства и документы оппонентов. Большевиков, победивших на II съезде, не всегда в партии было фактически больше, иногда и меньшевики играли весьма существенную роль в жизни общества. Тем не менее есть яркие доказательства большевистской последовательности и влияния их на массы. Лучше всего знала большевиков русская полиция. Часто она знала партию изнутри, потому что за партией не только наблюдали, в партию порой были внедрены весьма высокопоставленные по партийной иерархии провокаторы. Ну, например, Малиновский.

Вот в 1913 году пишет директор департамента полиции, дотошно разбирая и исследуя влияние всех российских политических течений: «За последние 10 лет элементом наиболее энергичным, бодрым, способным к неутомимой борьбе, сопротивлению и постоянной организации являются… те организации и те лица, которые концентрируются вокруг Ленина… Постоянной организаторской душой всех мало-мальски партийных серьезных начинаний является Ленин…»

Пока есть смысл остановиться на этой мысли и подумать, все ли ленинские начинания известны. Он-то, Сталин, знает, что это не совсем так. Здесь опять надо вернуться в давние времена. Революция 1905 года, ее невероятный подъем, встряхнувший Россию, накат реакции, отход интеллигенции от революционной деятельности, сокращение партийных рядов. Надо вспомнить участие большевиков в Госдумах. Здесь и он, Сталин, и большая часть большевистского руководства часто расходились в тактике с Лениным, как и разошлись весною семнадцатого в вопросе о задачах революции.

Это сейчас звучит «реакция», «отпадение интеллигенции», «сокращение партийных рядов». Они сократились. Но дело тогда шло о физическом выживании самой партии. Партия тоже может умереть, как может умереть голодный, которому вовремя не дали кусок хлеба. Ее, партию, экономически поддерживала раньше либеральная публика, стремившаяся через партию ослабить царизм и получить буржуазные свободы, поддерживала радикальная интеллигенция. Но после царского манифеста, дававшего некоторые послабления, у этой публики появилась надежда договориться с самодержавием через Думу. Пошел отток из партии сознательных рабочих, одна за другой исчезали или самораспускались партийные организации, а значит, опять возникала экономическая нехватка. Вся огромная, уже проделанная партией предварительная работа могла пропасть. Позже Ленин скажет о революции 1905 года, как о «генеральной репетиции», а Плеханов, имея в виду те огромные потери и репрессии, которые возникли в годы реакции, добавит: «не надо было и браться».