Смерть тоже ошибается…

В автобусе я придумал кое-какие достойные ответы на те неприятные замечания, которые коп отпустил по поводу цирка. Хорошие ответы всегда приходят в голову, когда уже слишком поздно. И еще я кое-что понял: неважно, был ли он прав насчет цирка или нет, но тупым копом он не был. И плохим парнем тоже.

Сойдя с автобуса в центре города, я заметил, что Эвансвилл вовсе не так мал, как я предполагал. Не Чикаго, конечно, и не такой большой, как Луисвилл, но все-таки не деревня. Я позавтракал в кафетерии, почистил обувь, на которой все еще виднелись следы вчерашней грязи, а затем прогулялся по центральной улице, осматриваясь. На часах было всего одиннадцать, кинотеатры еще не открылись. Оставалось только бесцельно слоняться по городу, разглядывая витрины музыкальных магазинов, галантерейных лавок, даже магазинов с нижним бельем.

Хотелось выкинуть из головы неприятные мысли, но не получалось. Даже нижнее белье не могло отвлечь меня от того, о чем я старался не думать: лица мертвого лилипута. Вскоре я сказал себе: ладно, значит, подумай об этом и забудь. Это тебя не касается, ты его даже не знал. В конце концов, купи газету и почитай об убийстве, если тебе станет легче. Ведь именно это ты и собирался сделать, не так ли?

Я купил газету. Там действительно все было написано под заголовком: «В ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ».

Я зашел в холл отеля и, усевшись в кресло, прочитал репортаж, из которого не узнал ничего нового, кроме имен детективов, ведущих расследование. Начальника полиции звали Гарри Стратфорд, а капитана детективов — Армин Вайсс. Видимо, кого-то это могло заинтересовать.

Статья сопровождалась двумя снимками, маленьким и большим, соединенными друг с другом под углом сорок пять градусов. Маленький изображал мертвого лилипута на траве — голову и плечи, — это была та же фотография, которую мне показал полицейский в цирке. На большом снимке был изображен неровно освещенный изнутри шатер шоу уродов. Фото сделали после того, как убрали труп, но место отметили крестом. Шатер был снят изнутри, и на фото можно было разглядеть пустые сцены, траву, полотно и шесты — больше ничего. В том смысле, что людей там не было. То ли полиция к тому времени велела очистить шатер, то ли циркачи сами ушли, когда фотограф стал снимать.

Я снова посмотрел на заголовок: «В ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ». Казалось, все так просто. Где еще, по логике, можно обнаружить убитого лилипута? Только это было неправильно: не хватало одного слова. Должно было быть так: «В ЧУЖОМ ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ».

Одно-единственное слово перевело это дело из области обыденного в область абсурда.

Я задумался над тем, каково это — быть лилипутом. Самому себе ты лилипутом не кажешься. Это все остальные — великаны. И каждый достаточно велик, чтобы схватить тебя и раздавить. Или воткнуть нож в спину…

Я вспомнил, как выглядело его мертвое лицо, и снова подумал: он знал, что сейчас в него вонзится нож. Но не закричал — по крайней мере, никто этого не слышал. Может, какой-нибудь исполин вдвое выше и вчетверо тяжелее его схватил несчастного, зажал рот рукой и…

Не хотелось об этом думать. Чтобы отвлечься, я прочитал остальные статьи в газете. На заправочной станции произошло ограбление, еще где-то — кража со взломом. Все это казалось довольно скучным.

За сотню миль отсюда, в Луисвилле, произошло похищение. Семилетнего сына Джеймса Р. Порли, главы компании «Порли косметикс», выкрали из постели, оставив на подушке записку с требованием выкупа в пятьдесят тысяч. На мой взгляд, это почти такое же мерзкое преступление, как убийство. И — как и в случае с убийством лилипута — кто-то выбирал жертву слабее себя.

В Калькутте прошли уличные беспорядки. Кандидат, не прошедший в законодательные органы штата Иллинойс, подал в суд по поводу подтасовки результатов выборов.

Я сделал то, что следовало бы сделать с самого начала: пролистал страницы до раздела с комиксами. А потом посмотрел анонсы кино. Интересно, будет ли еще дождь? Если будет, можно и в кино сходить, раз я уже в городе. Если нет, надо бы вернуться в цирк и помочь дяде Эму.

Я встал, подошел к окну холла и посмотрел на улицу. По кусочку неба, видневшемуся между двумя зданиями напротив, понять что-либо было невозможно. Небо было цвета старого металла, как и утром. Ни единой тучи, сплошная серость. Может, дождь будет идти весь месяц, а может, до конца лета не прольется ни капли.

Черт, подумал я, ощущая тревогу. Я хотел чем-нибудь заняться, но не знал, чем именно. Иногда накатывает такое настроение, когда просто не понимаешь, куда себя девать, все кажется бессмысленным. Я одновременно хотел и не хотел возвращаться в цирк.