Смерть травы

— Но тогда результат был бы менее плачевным, — возразил Джон. — Мы ведь не зависим от пшеницы, как китайцы, да и вообще все азиаты — от риса.

— Ничего утешительного. Наверняка — нормированный хлеб.

— Нормированный хлеб! — воскликнула Анна. — А в Китае миллионы борются за горстку зерна.

Наступило молчание. В безоблачном небе сияло солнце. Слышалась звонкая песня дрозда.

— Бедняги, — сказал Дэвид.

— Как-то в поезде я видел одного парня, — заметил Джон. — Так он с явным удовольствием разглагольствовал, дескать, китаезы получили то, что заслужили, мол, так им, коммунистам, и надо. Если бы не дети, я бы поделился с ним своим мнением по этому поводу.

— А разве мы намного лучше? — спросила Анна. — Мы чувствуем сожаление только сейчас, а в остальное время забываем о них и продолжаем как ни в чем ни бывало заниматься своими делами.

— Нам ничего другого не остается, — сказал Дэвид. — Тот парень в поезде — я не думаю, что он постоянно злорадствует. Так же и мы. Не так плохо, пока мы понимаем, как нам повезло.

— Разве?

Легкий ветерок раннего лета донес слабый крик. Они взглянули на вершину холма. На фоне неба вырисовывалась человеческая фигурка. Через несколько минут рядом появилась еще одна.

Джон улыбнулся.

— Мэри первая. Выносливость победила.

— Ты имеешь ввиду возраст, — сказал Дэвид. — Давайте покажем, что мы видим их.

Они помахали руками, и два крошечных пятнышка замахали им в ответ.

— Мне кажется, Мэри решила стать врачом, — сказала Анна, когда они продолжили свою прогулку.

— Ну что же, разумная идея, — заметил Дэвид. — Она может выйти замуж за другого врача и организовать совместную практику.

— В Детройте, да? — усмехнулся Джон.

— Это одно из полезных занятий, по мнению Дэвида, — сказала Анна. — Так же, как и хорошая кухарка.

Дэвид ткнул тростью в ямку.

— Когда живешь среди простых вещей, — сказал он, — всегда больше ценишь их. Я разделяю полезные занятия по степени важности на первые, вторые и третьи. А уж потом можно взяться и за небоскребы.

— Но если у тебя не будет инженеров, способных соорудить достаточно вместительное приспособление, чтобы втиснуть туда министерство сельского хозяйства, куда же вы, фермеры, тогда денетесь?

Дэвид не ответил на насмешку. Они дошли до места, где справа от тропинки начиналась болотистая земля. Дэвид наклонился и выдернул несколько стебельков — они легко поддались.

— Ядовитые сорняки? — спросила Анна.

Дэвид покачал головой.

— Oryzoides рода Leersia семейства Oryzae.

— Пожалуйста, без своих ботанических заморочек, — сказал Джон. — Это ничего не значит для меня.

— Очень редкая для Британии трава, — продолжал Дэвид. — Весьма необычная для здешних мест, изредка ее можно найти в южных графствах — Хэмпшире, Сари и так далее.

— Похоже, листья гниют, — сказала Анна.

— И корни — тоже, — добавил Дэвид, — Oryzae включает два вида — Leersia и Oryza.

— Звучит, как имена прогрессивных женщин, — усмехнулся Джон.

— Oryza sativa, — сказал Дэвид, — это рис.

— Рис! — воскликнула Анна. — Тогда…

— Трава риса, — кивнул Дэвид.

Он достал длинное лезвие и срезал травинку, сплошь испещренную темно-зелеными с коричневой серединкой пятнышками неправильной формы. Последний дюйм стебелька уже разлагался.

— Вот это и есть вирус Чанг-Ли, — объявил Дэвид.

— Здесь, в Англии? — удивился Джон.

— Да, на нашей славной зеленой земле, — ответил Дэвид. — Я знал, что он достигнет Leersia, но не ожидал, что так скоро.

Анна зачарованно смотрела на грязную гниющую траву.

— Слава Богу, что у него избирательный вкус, — сказал Дэвид. — Эта чертова штуковина прошла пол-мира, чтобы прицепиться к маленькому пучку травы — может, единственному на несколько сотен таких же во всей Англии.

— Да, — произнес Джон. — А ведь пшеница — тоже трава, правда?

— И пшеница, — ответил Дэвид, — и рожь, и овес, и ячмень, не говоря уже о корме для скота. Так что, все может обернуться гораздо хуже, чем сейчас у китайцев.

— Для нас, — не выдержала Анна, — ты ведь это имеешь ввиду? А о них мы опять забыли. И через пять минут найдем какой-нибудь новый предлог, чтобы вовсе не вспоминать.

Дэвид смял траву в руке и бросил в реку.

— Ничего другого мы сделать не можем, — сказал он.

2

К началу девятичасовых новостей Анна машинально включила Радио. Джон долго медлил со следующим ходом, хмуря брови поверх карт, и они никак не могли закончить третью партию. Роджеру и Оливии не хватало всего тридцати очков, чтобы выиграть роббер.

— Ну, давай, старина! — нетерпеливо сказал Роджер Бакли. — Как насчет того, чтобы наконец исхитриться с этой «девяткой»?

Роджер был единственным из старых армейских друзей Джона, с которым он поддерживал близкие отношения. Анна невзлюбила Роджера с первой минуты знакомства, да и потом просто терпеливо мирилась с его присутствием. Ей не нравилось его мальчишество и странные минуты жесточайшей депрессии. Но еще больше ей не нравилась необычайная твердость его натуры в сочетании с этими качествами.