Смерть у стеклянной струи

Морской отвел глаза и тихо сообщил Горленко, что собирается уйти. Смотреть на дядю Кашу сейчас было, пожалуй, даже больнее, чем когда он выпрыгнул из окна… «Ни Ирине, ни Гале, ни Ларисе не скажу! — подумалось Морскому, когда он выходил из кабинета. — И сам забуду. И… черт! Ну зачем же именно Кондрашин? Неужто эта Алька, скрываясь с места преступления, не могла встретить кого-нибудь другого?»

* * *

Несколько часов спустя Коля Горленко растерянно топтался на пятачке перед деревянным павильоном Базарного цирка. Задержание прошло гладко, все уехали в отделение, а он вот остался. И сам не знал зачем. Интуиция назойливой мухой твердила, что уходить сейчас нельзя, а здравомыслие и профессиональная дисциплина призывали не усложнять и возвращаться в отделение. В деле теперь все было ясно, и вместе с тем все как-то не сходилось, и Колю это сильно не устраивало.

Вечерело. Привычная для этих мест многоголосая толпа существенно поредела, и ветер, словно прибирая за ней, сметал к бурым павильонам смесь пыли, мусора и запаха кислой капусты. Ярко-зеленое строение, увенчанное башенкой со шпилем, привлекло внимание раскрашенными в разные цвета наличниками закрытых ставен и множеством рекламных щитов перед входом. Надпись «Веселый балаганчик “Труперсоцюм”» на афишах, как Коля знал, была уже не актуальна. По крайней мере точно надлежало снять плакаты с изображением жонглирующего полосатыми арбузами фокусника в цилиндре и фото ослепительно улыбающейся девушки, окруженной пуделями с розовыми бантами на гордо вытянутых шеях.

Словно в подтверждение Колиных мыслей, бревенчатая дверь вдруг, заскрипев, приотворилась и в щель протиснулся долговязый старик со шваброй. Легко запрыгнув на высокий пень у входа, он дотянулся до кривляющегося в круглом окошке почти под самой башней механического петрушки и стукнул его шваброй. Кукла обиженно застыла.

— Так-то лучше! — буркнул старик. — Не вовремя тебя, мой друг, заело. — Тут он почувствовал взгляд Коли и недовольно обернулся: — Что? Все закрыто. Чтоб сдать билеты, подходите завтра в кассу. Вечернее представление отменяется. Гастроль закончилась.

— Я знаю, — сдержанно ответил Коля и показал удостоверение. Он старика, конечно же, узнал — тот представлял администрацию базара и лично приглашал «Веселый балаганчик» на гастроли. Горленко во время задержания преступников, в общем-то, держался в стороне, поэтому не удивительно, что старик недоверчиво уткнулся в удостоверение.

— Ваши сказали, что вопросы к нам будут завтра, — оправдываясь, сказал он через миг. — Поэтому я решил, что бдительность не помешает. — Он нервно хмыкнул. — Теперь всегдашнее «Доверяй, но проверяй» уже, как видите, не гарантия. «Проверяй, но не доверяй» — вот наш девиз. Кто ж знал, что враг не дремлет даже в таких, казалось бы, спокойных отраслях. Обычно-то я — глаз-алмаз. Товарищ Добрыкин — это директор наш, — когда наш коллектив на выездах работает, всегда спокойно доверяет гастролеров зазвать. А тут… Будет мне взбучка. Ладно, что уж теперь жаловаться. Пройдемте в мой кабинет!

Он распахнул пошире дверь и пригласил Колю в огороженную от остального помещения фанерным листом каморку. Массивный стул был все еще обтянут пледом из декораций. Горленко покосился на него с опаской.

— Не бойтесь, — улыбнулся хозяин каморки. — Это в репризе у них этот стул оживает и хватает подсадного. Без вспомогательных артистов это просто мебель. Но мне приятно, что вы смотрели наше представление.

— Смотрел, — подтвердил Коля. Еще бы не смотреть — он отвечал за то, чтоб подсадной — на самом деле та самая Алька-Алевтина — во время представления не сбежала. В гримерке, где она и проживала в период гастролей, как раз шел обыск и было бы некстати, если бы преступница заметила неладное.

Хозяин кабинета уселся на табуретку по другую сторону стола, осадил начавший вдруг звонить будильник и быстро повернул ручку на висящем на стене радио.

— Новости! — сказал он, предупреждающе подняв указательный палец. Но тут же спохватился: — Вы спешите?

Горленко понимающе кивнул, тоже привычно вслушиваясь в знакомые позывные. Небольшая пауза была ему на руку. Он стал прокручивать в уме события последних нескольких часов, надеясь подчерпнуть из них ответ о том, чего, собственно, он хочет сейчас от сотрудника базара.