Смерть в большом городе: Почему мы так боимся умереть и как с этим жить

Кроме того, в официальной повестке смерть на войне считалась подвигом, актом благородства, не горем, а поводом для гордости. Ношение траура, таким образом, шло вразрез с идеологией и снижало боевой дух солдат. Одно дело – уходить на войну, когда тебя провожают как героя ликующие люди, совсем другое – видеть бесчисленных вдов в темных одеждах.

Тяжелая жизнь в тылу также не давала возможности скорбеть: женщины (а самый глубокий траур предписывался именно им) должны были оставаться активными членами общества, усердно работать и поддерживать солдат. А из-за массовости потерь они после войны быстро реинтегрировались в общество, заводили новые отношения. Таким образом, две мировых войны свели традицию ношения траура к единичным случаям{94}.

Все это привело к тому, что из распространенного и естественного явления смерть стала чем-то необычным, ошибкой системы, трагедией. Люди перестали видеть смерть соседей и дальних родственников, публичный траур, тяжелобольных и умирающих, и «обычная» смерть будто бы исчезла.

Отрицание смерти

C конца XIX в. отношение к смерти меняется. Она превращается в долгое, мучительное умирание с неприятными запахами и тягостными обязанностями для родственников.

Ужасы Первой мировой войны окончательно убивают романтический образ смерти, периодически появлявшийся в более ранние времена. Искалеченные молодые люди, оторванные конечности, кое-как выкопанные братские могилы – все это невозможно воспевать.

Несмотря на догматы церкви, во все времена смерть близкого человека не была радостным событием, но правильным было сообщить о ее приближении умирающему, чтобы он мог подготовиться к переходу в иной мир. С конца XIX в. это становится настолько невыносимым для близких, что между ними и умирающим складываются особые отношения, основанные на лжи{95}. Близкие не хотят причинить боль умирающему, боятся, что он придет в отчаяние, и поэтому делают вид, что его состояние не критическое, что он скоро поправится. Так же действуют и врачи. Они считают, что пациенту вредно знать о своем положении, поскольку это негативно скажется на его состоянии и помешает лечению.

Такое отношение к смертельно больным людям сохранялось и на протяжении ХХ в. Исследователь Джеффри Горер рассказывает, как ему пришлось участвовать в «заговоре» против собственного брата. Лечащий врач решительно заявил, что сообщать самому брату о его скорой смерти не будет, и вместе с коллегами они устроили мистификацию вокруг его болезни{96}.

Негласное правило не сообщать смертельный диагноз было и в Советском Союзе{97}

. Доходило до того, что лекарства перекладывались в другие баночки, чтобы не вызывать у больного вопросов и подозрений{98}. Человеку даже не давали выбора, хочет он узнать о смертельном диагнозе или нет, за него решали врачи.

В традиционном подходе хорошей считалась осознанная смерть с возможностью подготовиться. В современном все перевернулось: теперь хорошей смертью стала смерть неосознанная, лучше всего во сне или хотя бы безболезненная.

Понятное желание уберечь близкого или пациента от боли и, казалось бы, ненужных страданий приводит к атмосфере лжи и недоверия между людьми. Умирающий чувствует, что от него что-то скрывают, он ощущает неловкость окружающих. Последние его дни или месяцы омрачаются обманом, а отношения с близкими портятся.

Еще в XIX в. это отлично описал Л. Н. Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича»: «Главное мучение Ивана Ильича была ложь, – та, всеми почему-то признанная ложь, что он только болен, а не умирает, и что ему надо только быть спокойным и лечиться, и тогда что-то выйдет очень хорошее»{99}. Человек испытывает непонимание и ужас, но не может ни с кем поговорить, поскольку в ответ на любые его разговоры о смерти слышит заверения, что положение его совсем не такое трагическое, что он «накручивает» себя.

У того же Горера мы видим печальную статистику: больше 75 % людей умирают в одиночестве{100}. Но одиночество их начинается еще раньше, когда они остаются один на один с приближающейся смертью.

Ложь мучает умирающего, но также и отравляет жизнь соучастникам «заговора молчания». Горер рассказывает о женщине, которая не выдержала и покончила с собой, чтобы больше не врать мужу, умирающему от рака{101}.