Смерть в доке Виктория

Дот последовала за Фриной наверх, прихватив бокал портвейна: отец Дот утверждал, что портвейн – лучшее средство при шоке.

Фрина осушила бокал, не отдав должного напитку, и поспешила сбросить одежду. Дот заметила, что шелковые брюки мокры и испачканы кровью в области колен, и стала гадать, что же случилось с блузкой мисс Фишер. А Фрина меж тем отмокала и оттирала себя до тех пор, пока ее бледная кожа не раскраснелась и вся запекшаяся кровь не смылась с ее несравненного тела. Тогда она села и под стенания Дот, причитавшей над погубленной одеждой, принялась приводить в порядок ногти.

– Эти брюки испорчены навсегда, мисс, а вот манто можно отправить меховщику, он его приведет в порядок. Пожалуй, я попытаюсь очистить ваши ботинки. А вы сами-то не поранились? – В этот момент Дот обнаружила мелкие пятнышки на подкладке манто.

Фрина оглядела свое тело. Вроде ничего не болело.

– Уж раз ты заговорила об этом, Дот, у меня действительно есть несколько порезов. Ничего серьезного, но все же принеси пластырь. И это я тоже запишу на их счет, – пробормотала она, выходя из ванной.

– На какой счет, мисс? – не поняла Дот.

– На их счет. Кто-то за это сполна расплатится. Принеси мне ночную сорочку и теплый халат, Дот. Я хочу спуститься вниз. Надеюсь, констебль уже оттаял.

Фрина уселась возле огня, и госпожа Батлер поспешила подать ей на подносе бокал с пуншем.

– О нет, госпожа Батлер, мне не хочется пунша!

– Да вы попробуйте, мисс. Это рецепт моей мамы, ваш констебль в миг отогрелся. Мы за вас так переволновались, мисс, – прибавила госпожа Батлер.

Фрина взяла стакан и отхлебнула глоток. Пунш был горячий, а Фрине по-прежнему было холодно.

Госпожа Батлер просияла.

– Пейте все до дна, мисс. А я тем временем разогрею куриный бульон. Вы пережили такое потрясение – не хватало еще, чтобы у вас мигрень началась.

– Я-то полагала, что с мигренями давно покончено, госпожа Батлер.

– Если, вот как вы, сперва стать свидетелем убийства, да потом еще лечь спать на голодный желудок – так мигрень обеспечена. Я подам суп через десять минут, – решительно заявила госпожа Батлер и кивнула мужу, который с озабоченным видом замер в дверях.

– С ней все будет в порядке, – шепнула она. – Нервы у нее стальные. Отведал бы тоже моего пунша. Ночка-то выдалась длинная.

Дот, госпожа и господин Батлер и молоденький полицейский выпили еще по стаканчику пунша для укрепления сил. На улице полил дождь.

Фрина сидела в своей гостиной и обдумывала последние слова молодого человека. «Моя мать в Риге». Латвия. Русская революция и массовое убийство на Хаундсдитч.[12] Когда все это было? В девятьсот девятом, примерно так.

Порезы, оставленные осколками разбитого стекла, начали саднить. Ну нет. Расплаты им не миновать. Она поквитается за все: за ссадины и порезы, за испорченную одежду, за разбитую машину и за украденную жизнь молоденького красавчика с золотой сережкой в ухе и синей татуировкой на шее.

Глава вторая

Так не глушил меня никто со дня,

Как мужа матери отцом назвал я.Уильям Шекспир «Король Иоанн»[13]

Фрина проснулась, когда вошла Дот с подносом; та принесла кофе по-гречески, заваренный так крепко, что ложка стояла. Фрине показалось, что она уснула лишь на миг. Она вырвала себя из сладостных объятий пуховых подушек и простонала:

– Который час?

– Десять, мисс, замечательное весеннее утро, – сообщила Дот с бодростью в голосе, которую Фрина посчитала возмутительной. Но кофе все же оказался отменным, а в окно струился солнечный свет, так что Фрина решила простить компаньонку и отдать-таки должное легкому завтраку, но сперва она приняла до боли освежающий душ и растерла себя как следует, чтобы взбодриться.

– Этот милый молодой констебль придет в одиннадцать, мисс. Я подумала, что сегодня вам захочется булочек с мармеладом.

Фрине показалось, что ее компаньонка чутьчуть зарделась при этих словах, хотя, возможно, виной тому было солнце. Она улыбнулась, взяла поднос и принялась намазывать булочку маслом, наслаждаясь тишиной и покоем.

Ей снился погибший юноша, и даже во сне она с ужасающей четкостью чувствовала его обмякшее сломанное тело в своих руках. Черный кофе и холодный душ чуть притупили воспоминания, но все же, приняв его последний вздох, она взяла на себя большие обязательства.

– Как его зовут, Дот? Я имею в виду констебля.

– Хью, мисс… Я хотела сказать, констебль Коллинз, мисс.

Ага, она и впрямь покраснела! Фрина воздержалась от цитирования семи своих правил-предостережений, которые сразу же пришли ей на ум, а лишь спросила:

– Как долго он пробыл у нас прошлой ночью?

– Да, пожалуй, еще час, мисс. Никак не мог согреться. Впервые увидел труп, это его потрясло. Мы посидели на кухне. Ему просто нужно было с кем-то поговорить.

Дот явно пребывала в неведении о великом множестве греховных забав, которым можно предаваться на кухне. Фрина благодушно улыбнулась ей.

– Тогда ему повезло, что попалась именно ты. Мне он тоже показался весьма симпатичным.