Смерть в катакомбах

– Проблема не в подошве, в каблуках, – сказал он, затем, взяв нож, аккуратно надрезал голенище, – и кожа совсем плохая. Видите, как треснуло?

– Старые сапоги, – вздохнула Крестовская, – думала, дохожу до вечера, а они с утра вышли из строя.

– До вечера? – усмехнулся сапожник. – Вы бы и до обеда не доходили! А вы говорите: вечер.

– Я так думала, – сказала Зина.

– Ну, хорошо, – старик отложил сапоги в сторону. – К вечеру мы вам что-то придумаем. Так вы говорите: вечер?

– Вечер, – уверенно повторила Зина.

– Ладно, – старик кивнул, – займусь ими, когда будет свободная минута.

– Спасибо, – облегченно вздохнула Зина, нервно хрустнув пальцами.

– Вы вся дрожите! Не надо так, – с некоей даже укоризной сказал старик.

– Замерзла очень, – Крестовская вздохнула, – вчера теплей было, намного. А сегодня мороз ударил. Потому и дрожу.

– Хотите, кипятку налью? У меня как раз поспел, – предложил сапожник.

– Нет, спасибо. В другой раз, мне пора идти.

– Берегите себя, – старик внимательно посмотрел на Зину.

– И вы тоже, – вздохнула она.

Затем, не спросив ни когда будут готовы сапоги, ни сколько будет стоить работа, Крестовская быстро вышла из мастерской сапожника.

* * *

Вечер 2 января 1942 года, около 20.00

Дверь ночного заведения распахнулась с резким стуком, выпустив наружу белые хлопья пара. Два немецких офицера высокого ранга появились в проеме.

Они были сильно пьяны, едва держались на ногах, и, чтобы не упасть, одновременно вцепились и в друг друга, и в косяк распахнутой двери. Вместе с белым паром жарко натопленного помещения на мороз вырвался тяжелый запах алкоголя. Он был настолько сильным, что казалось, офицеры просто обливались водкой!

Когда немцы застряли в дверях, к ним тут же подбежал услужливый швейцар заведения.

– Господа, господа… желаете такси?

– Который час? Время! – на ломаном русском рявкнул один из офицеров, схватив старика за грудки и рывком подтянув к себе.

– Восемь вечера, – пробормотал испуганный швейцар.

– Вина! Пойдем еще выпьем! – толкнул немец друга в плечо.

– Будет вам, Франц, – второй, все же более уверенно стоящий на ногах, оторвал его руки от старика-швейцара.

– А почему нет? Сегодня хочу пить, гулять! Такой день!

– Хватит уже. Не орите на всю улицу! Вы забываете, что здесь везде уши, – благоразумно и тихо сказал второй немец.

– Партизаны,……! – грязно выругался на немецком Франц. – Вот где они все у меня будут после сегодняшнего дня! Вот где! – потряс кулаком.

– Завтра вы им обязательно покажете, – сказал благоразумный друг, – а сейчас пора отправляться домой.

– Вы правы, – неожиданно быстро согласился Франц. – Где мой денщик?

– Машину господина офицера! – скомандовал швейцару друг Франца.

– Сию минуту, господа! Секунду, – засуетился старик.

Он выбежал из дверей ресторана в переулок, и буквально через несколько секунд прямо к дверям заведения подъехал большой черный автомобиль. Не заглушив двигателя, остановился возле входа. Дверцы распахнулись.

– Не поеду! – вдруг завозмущался Франц, делая шаг назад. – Я хочу еще выпить! Хочу вина! Не буду уезжать!

– Франц, никто не пьет вино после водки, даже русские! – укоризненно произнес второй офицер.

– А я хочу вина! – снова заупрямился Франц.

Но вместо ответа друг силой запихнул его на заднее сиденье. Затем сел рядом. Дверца захлопнулась. Швейцар скрылся в дверях ресторана. Машина покатила вниз по Дерибасовской.

Но отъехала она недалеко. Взрыв, страшный, жуткий взрыв оглушил ночную улицу, ворвался в небо ярким сполохом жарко-алого пламени и тут же заполнил весь воздух грохотом разбитых стекол, железным скрежетом, людскими воплями…

Автомобиль, в котором ехали немцы, превратился в пылающий факел. Изнутри вдруг вывалилось человеческое тело, охваченное пламенем.

Человек со страшными воплями покатился по мостовой. В воздухе вдруг разлился жуткий запах горящей людской плоти. Было слышно, как в пламени лопается живая человеческая кожа… Вопли человека были страшными. Наконец он затих.

Абсолютно из всех заведений, расположенных на Дерибасовской, вывалились люди. А к месту страшного происшествия со всех ног бежали солдаты. Но было поздно. В темноте догорал остов автомобиля, и было абсолютно понятно, что люди, ехавшие в машине, мертвы. Двое офицеров и водитель-денщик стали пеплом.

Через два часа заведение, из которого вышли офицеры, было полностью оцеплено и обыскано. С особым пристрастием допрашивали швейцара. Избитый старик дрожал в директорском кабинете. Руки его были связаны за спинкой стула. Из разбитых губ сочилась кровь.

– Документы! Спрашиваю в последний раз! – Возвышавшийся над ним офицер закатал рукава мундира по локоть, чтобы было удобнее бить. – У него были в руках документы!

– Никаких документов, ваше благородие… – выл старик. – Богом клянусь, ни у одного, ни у другого никаких документов! Пьяны были очень. Хотели домой. А документов не было.

Размахнувшись, немец снова ударил старика. Голова его мотнулась в сторону, как у недорезанного цыпленка. Старик закричал.

– Не было документов! – повторял он снова и снова. – Не было! Христом-Богом клянусь, не было!