Смерть в Кесарии

— Фима, где наши вещи?! У нас было шесть мест — пять сумок и Тимошка! — услышал он истошный крик прямо над ухом и испуганно отскочил в сторону, едва не опрокинув пирамиду из доброго десятка разномастных чемоданов.

— Массовая эвакуация евреев, — пробормотал он. — Скорая помощь имени Теодора Герцля…

Конечно, было интересно узнать, кто такой Тимошка: попугай, котенок или внук? Он покачал головой и направился к стойке.

Слава Богу, у стойки царило относительное спокойствие. Натаниэль дождался, пока очередной репатриант, с ошалевшими от резкой перемены обстановки глазами, заполнит необходимые документы, и протиснулся к портье.

Портье, мужчина лет тридцати, смуглый, с такими же ошалевшими, как у его клиентов, глазами, уставился на Розовски.

— Мне нужно в триста двенадцатый номер, — сказал он портье.

— Даркон! Паспорт! — сказал тот, явно не понимая нормального иврита.

— Послушайте, — терпеливо начал объяснять Натаниэль. — Я не репатриант. У меня здесь встреча. Мне нужно в триста двенадцатый номер. На каком это этаже?

В глазах портье мелькнуло что-то человеческое, его взор прояснился.

— Еще раз, пожалуйста, — сказал он.

— Триста двенадцатый номер, — внятно произнес Розовски. — Где он расположен? У меня там встреча.

Портье молча указал рукой в сторону лифта:

— Третий этаж.

— Госпожа не выходила? — спросил Розовски на всякий случай.

— Кто?

— Женщина, живущая в нем.

— По-моему, нет.

— Так… Скажите, пожалуйста, у нее сегодня были гости? Может быть, кто-нибудь спрашивал? Ну, там… — Натаниэль сделал неопределенный жест рукой. — Не помните?

Портье посмотрел на него с невероятным изумлением.

— Вы с ума сошли! — сказал он.

— Разве? — Натаниэль удивился.

— Вы бы по сторонам смотрели, — посоветовал портье.

— А в чем дело? — Розовски энергично повертел головой. — Я что, перехожу через мостовую?

— Вы думаете, я могу хоть что-то запомнить в этом балагане? — с отчаянием в голосе произнес портье. — Дай Бог с приезжающими разобраться. Тут одних русских понаехало!

Розовски еще раз огляделся. Представитель гостиницы «Мацада» был, безусловно, прав.

— Это только сегодня или всегда? — спросил он.

— Можно сказать, что всегда, — ответил портье. Он явно обрадовался передышке и возможностью переброситься парой слов с нормальным человеком. — Министерство абсорбции арендует у нас часть номеров.

— Значит, не помните, — грустно заключил Розовски. — Ну, что ж…

— Если у меня никто не спрашивал… — портье задумался. — Какой номер вы назвали?

— Триста двенадцатый, — с надеждой в голосе повторил Розовски. — Дама недавно приехала.

— Триста двенадцатый… Триста двенадцатый… — лицо портье прояснилось.

— Правильно, был у нее гость, — оживленно сказал он. — Это еще до прибытия машин из Аэропорта, поэтому я запомнил. Высокий такой, очень приличного вида.

— Давно?

— Что — давно?

— Давно был гость?

— А-а… Утром. Я же говорю, до прибытия машин из «Бен-Гурион». По-моему, часов в десять.

— Долго пробыл?

Портье пожал плечами.

— Минут двадцать, по-моему, — он подозрительно посмотрел на Розовски. — Зачем вам все это?

— А выглядел он как? — Розовски проигнорировал вопрос.

— Ну, как… — портье задумался. — Мужик как мужик. Твоих лет. Может, чуть старше. Тоже русский.

— С чего ты взял? Они что, по-русски разговаривали?

— Как они между собой говорили, я не знаю, — ответил портье. — Они, если и разговаривали, то в номере. А со мной он говорил на иврите. — И пояснил: — Я здесь давно, научился в акцентах разбираться. Все-таки, зачем вам эти подробности? Вы же сейчас ее увидишь. Вот и спроси.

— Она мне не ответит, — мрачно заявил Розовски.

— Почему?

— Я — муж, — тем же тоном произнес Натаниэль. — Ты что, не видишь — у меня морда рогоносца.

Портье рассмеялся.

— Скажете тоже… Скорее, тот похож на мужа — строгий такой, чопорный, — он вдруг встревожился. — Слушайте, а если вы туда войдете, скандала не будет? На скандал в номере меня, пожалуй, не хватит.

— Обязательно будет скандал, — пообещал Натаниэль серьезно. — С битьем зеркал. Большие зеркала в номерах есть?

— Есть.

— Ну вот. Считай, что в этом номере их уже нет.

Портье снова рассмеялся, с сожалением глянул на стоящих у стойки и сказал:

— Извини, у меня работа. Приятно было поболтать. Не бей зеркал, — он повернулся к пожилой женщине, стоявшей следом за Розовски, и хмуро сказал:

— Даркон. Паспорт.

Поднявшись на третий этаж, Розовски некоторое время постоял у двери с табличкой «312», прислушиваясь. Из номера не доносилось ни звука. Он выпрямился. Что-то смущало его в той срочности и настойчивости, с которой Соколова просила о встрече.

Впрочем, не было никакого смысла гадать, следовало войти и обо всем узнать от самой Галины.

Он осторожно постучал в дверь. Никто не отозвался. Розовски постучал еще раз, чуть громче. Тот же результат. Розовски чуть нажал на дверь. Она неожиданно легко поддалась. Это еще больше насторожило его, но, тем не менее, после минутного замешательства, он все-таки вошел в номер.

Женщина — видимо, именно Галина Соколова — лежала поперек широкой незастеленной кровати. Легкое покрывало валялось на полу у кровати.