Смерть в Миракл Крик

Он заставил себя взглянуть на голову Генри. Он дымилась, волосы опалились, каждый сантиметр кожи обуглился, покрылся волдырями, запекся кровью. Сильнее всего были повреждения справа, там, откуда поступал кислород – и откуда ворвался огонь. Там кожа полностью сгорела, обнажив кость и зубы. Стало видно новые зубы Генри, раньше прятавшиеся под десной. Идеальные, крошечные, расположенные выше других. Можно было без сомнения сказать, что вот молочные зубы, а вот выше – постоянные, все на виду. Подул ветерок, Мэтт ощутил запах обугленной плоти, горелых волос, вареного мяса.

– Когда я подошел, Генри уже был мертв, – сказал Эйб.

Янг

У нее был не совсем дом. Скорее лачуга. Под определенным углом выглядела причудливо. Походила по форме на домик лесничего или деревянный домик, построенный подростком с его не очень умелым папой. Глядя на такой домик, добрая мама может сказать: «Неплохая попытка. А ведь вы даже не обучались работе с деревом».

Впервые увидев ее, Янг сказала Мэри:

– Неважно, как она выглядит. Здесь будет сухо и безопасно. Это главное.

Трудно оказалось чувствовать себя в безопасности в скрипучей халупе, скособоченной с одной стороны, словно вся постройка вот-вот осядет на землю. Земля была мягкой и сырой, так что это казалось возможным. Дверь, одинокое «окно» – пластиковая вставка в дыре в стене – были кривыми, листы фанеры лежали на полу неровно. Кто бы ни построил эту лачугу, с идеей прямых углов и уровнем он точно не был знаком.

Но теперь, открывая покосившуюся дверь и ступая на ходящий ходуном пол, Янг чувствовала себя именно в безопасности. Теперь она могла сделать то, о чем мечтала с того момента, как судья стукнул молотком в конце первого дня заседания: сильно расхохотаться и прокричать, как она любит американские суды, Эйба, судью и присяжных. Последних вообще больше всего. Как ей нравится их стремление проигнорировать указание судьи не обсуждать дело ни с кем, даже друг с другом. Как только судья встал (больше всего Янг понравилось именно то, что они даже не дождались, пока он выйдет), они принялись обсуждать Элизабет, какая она противная, сколько самообладания она выказала здесь, перед людьми, чьи жизни разрушила. Янг понравилось, как они синхронно обернулись на Элизабет перед тем, как уйти, словно действовали заодно, с одним и тем же выражением отвращения на лицах и красивым, словно отрепетированным единообразием движений.

Янг знала, что ей не следует так думать, даже услышав жутковатый рассказ Мэтта, вспоминавшего смерти Генри и Китт, увидев его ожоги, ампутированные пальцы, узнав, через какие сложности он прошел, учась делать все левой рукой. Но весь прошлый год был наполнен непрерывным горем, воспоминаниями о криках Пака в ожоговом отделении больницы, попытками представить будущее с неработающими конечностями, так что просто рассказы обо всем этом на нее уже не производили столь сильного впечатления. Как лягушки, привыкнув к горячей воде, не пытаются выпрыгнуть из кипящего котла. Она привыкла к трагедии, чувства притупились.

Но радость и облегчение – это были чувства из прошлого, давно погребенные и забытые, а теперь они выступили на поверхность, их больше ничего не сдерживало. Когда Мэтт рассказал о последних минутах перед взрывом, и не возникло ни вопроса, ни малейшего намека на то, что Пака не было в ангаре, ей показалось, словно прежде у нее по венам несся поток, отключая все органы, а в тот момент дамба не выдержала и все вырвалось наружу. История, которую Пак придумал, чтобы их защитить, и которую он так долго репетировал, стала правдой. Единственный, кто мог ее опровергнуть, вместо этого все подтвердил.

Янг повернулась, чтобы помочь Паку, подошла, и он сказал с широкой улыбкой:

– Сегодня был хороший день.

Он выглядел как маленький мальчик, рот кривился, один уголок поднимался чуть выше, румянец только на одной щеке.

– Я не мог дождаться, пока мы останемся наедине. У меня хорошая новость, – продолжил он, улыбаясь все шире и кривее, и Янг ощутила восхитительное чувство единения с мужем. – Представитель страховой был в зале суда. Мы пообщались, пока ты выходила в уборную. Он отправит отчет, как только объявят приговор. Он сказал, что через несколько недель мы получим деньги.

Янг откинула голову, сложила руки, закрыла глаза, как делала ее мать, когда хотела поблагодарить Господа за хорошие новости. Пак засмеялся, она тоже.

– Мэри уже знает? – спросила она.

– Нет. Хочешь сама ей рассказать? – сказал он. Ее удивило, что он спрашивает ее мнения, а не просто указывает, как надо сделать.

Янг с улыбкой кивнула, неуверенно, но счастливо, как невеста накануне свадьбы.

– Отдыхай. Пойду все ей расскажу, – проходя мимо, она положила руку ему на плечо. Вместо того, чтобы отъехать в сторону, Пак положил свою руку поверх. Их руки соединились. Они вместе, едины.