Смерть в Миракл Крик

– Взорвался дальний баллон. Который соединяется с вентилем в глубине камеры. К которому эта женщина, – произнес Мэтт и остановился. Пак ожидал, что сейчас он поднимет руку и укажет на нее пальцем, но вместо этого Мэтт моргнул и отвел взгляд, – так старательно подсоединяла голову своего сына.

– Что было, когда подсудимая устроила все так, как ей хотелось? – спросил Эйб.

– Она сказала Генри: «Я тебя очень люблю, малыш».

– «Я тебя очень люблю, малыш», – повторил Эйб, оборачиваясь к фотографии Генри. Пак заметил, как присяжные нахмурились, глядя на Элизабет, некоторые покачали головами. – Что дальше?

– Она ушла, – спокойно сказал Мэтт. – Улыбнулась, помахала рукой, словно мы собирались кататься на американских горках, и ушла.

Мэтт

– Таким образом, подсудимая уходит и вечерний сеанс начинается. Что происходило дальше, доктор Томпсон? – спросил Эйб.

Он понял, что сеанс безнадежно испорчен, в тот момент, когда закрылся люк. В воздухе стояла неестественная тишина, а учитывая тяжелый запах пота и аромат моющего средства, которые наполняли комнату, дышать было почти невозможно. Китт попросила Пака медленнее обычного повышать давление, потому что ТиДжей только оправился от отита, так что эта часть заняла десять минут вместо обычных пяти. Давление росло, и вместе с тем воздух становился плотнее и жарче, если это вообще возможно. Плеер не был подключен к колонкам, и приглушенные звуки песни Барни «Что же мы увидим в зоо-зоо-зоопарке?», доносившиеся сквозь толстое стекло иллюминатора, создавали особенную ирреальную атмосферу, словно мы и правда очутились глубоко под водой.

– Без кондиционера было жарко, но в остальном все шло своим чередом, – сказал Мэтт, хотя это было не совсем правдой. Он ожидал, что женщины примутся обсуждать неожиданную веселость Элизабет и явно надуманную болезнь, но они молчали. Может, им было некомфортно сплетничать, когда Мэтт сидел между ними, может, дело было в жаре. Так или иначе, его радовала возможность углубиться в собственные мысли, ему надо было придумать, что сказать Мэри.

– Что послужило первым звоночком? – спросил Эйб.

– Плеер отключился прямо посередине песни, в тот момент в камере воцарилась абсолютная тишина. Ни гула кондиционера, ни Барни, ни болтовни. Секунда, и ТиДжей застучал в иллюминатор, словно плеер – это спящее животное, которое можно разбудить. Тогда Китт нарочито спокойным тоном сказала ТиДжею, что все в порядке, наверное просто батарейки сели.

Дальнейшее Мэтт помнил урывками, как старый фильм, где грубо нарезанные кадры скачками сменяются по мере вращения катушки. ТиДжей молотит кулаками по иллюминатору. ТиДжей сбрасывает кислородный шлем и бьется головой о стену. Китт пытается оттащить ТиДжея от стены.

– Вы попросили Пака прекратить сеанс?

Мэтт покачал головой. Сейчас, ясным днем, это было самое очевидное решение. Но тогда все смешалось.

– Тереза предложила закончить, но Китт отказалась, решив, что надо просто включить обратно плеер.

– Что сказал Пак?

– В комнате царил такой переполох, было очень шумно, так что я не все расслышал, но он упомянул, что раздобудет новые батарейки, только это займет несколько минут, – ответил Мэтт, взглянув на Пака.

– То есть Пак пошел разбираться с плеером. Что дальше?

– Китт сумела успокоить ТиДжея и надеть ему обратно шлем. Она пела ему песенки, чтобы он не бесился. Точнее, одну и ту же песенку. – песню Барни, на которой выключился мультфильм. Раз за разом, нежно и медленно, как колыбельную.

Сам Мэтт иногда, засыпая, мог слышать эту мелодию: «Я люблю тебя, ты любишь меня, мы счастливая семья». А потом резко просыпаться с ощущением, что сердце сейчас выскочит из груди, и будто видеть перед глазами картинку, как он отрывает толстую малиновую голову Барни и топчет ее, как фиолетовые лапы замирают посреди хлопка, а оставшееся без головы тело шатается.

– Что было потом? – спросил Эйб.

Все сидели тихо и спокойно, Китт напевала вполголоса, ТиДжей прильнул к ее груди с закрытыми глазами. Вдруг Генри сказал, что ему нужно пописать, и потянулся к банкам для мочи, стоявшим в дальнем конце комнаты. Грудью он наткнулся на ноги ТиДжея, тот вздрогнул, замахал руками и ногами, словно от дефибриллятора, принялся неконтролируемо пинать все вокруг. Мэтт оттащил Генри на место, но ТиДжей уже вырвался из шлема, бросил его на колени Китт и снова принялся биться головой.

Сложно поверить, что голова ребенка может столько раз подряд удариться о стальную стену с таким грохотом и не расколоться. Удары чередой следовали один за другим, буквально ужасая всех, кто их видел и слышал. Казалось, что следующий проломит ТиДжею голову. Мэтту захотелось стянуть собственный шлем, прижать ладони к ушам и зажмуриться. Казалось, Генри чувствовал то же самое. Он повернулся к Мэтту, широко распахнув глаза, яблоки чуть не выскакивали из глазниц, зрачки сузились до булавочного острия. Затишье перед бурей.

Мэтт взял маленькие ручки Генри в свои. Хотя их по-прежнему разделяли шлемы, он наклонился к Генри лицом к лицу, улыбнулся глазами и сказал, что все хорошо.