Смерть в подлиннике

– Мы были коллегами, – уже тише и спокойнее произнес Моргунов. – Долго работали вместе и очень тесно общались. Но все осталось в прошлом.

– Дружили? Или?..

– Можно и так сказать, – уклонился от прямого ответа Моргунов. – В любом случае расстались мы по-хорошему.

– А как вы оба оказались за границей? Насколько я знаю, получить работу за рубежом мог далеко не каждый.

– Да я и сам не знаю, как так вышло. Отец привил мне интерес к изучению немецкого, потому что искренне считал владение иностранным языком чем-то вроде счастливого билета в будущее. Неожиданно я и сам увлекся. С тех пор дома прописались репетиторы. К окончанию школы я трещал как настоящий немец. Потом поступил в педагогический, чтобы преподавать немецкий язык в школе, но понял, что не хочу возиться с детьми. Вот честно. Хотелось чего-то… более значительного. Устроился в редакцию журнала «Наука и жизнь», где через переводы подгонял статьи из зарубежных изданий под наше восприятие, но в какой-то момент решительно уволился и поступил на курсы переводчиков. Просто так туда было не попасть, но меня приняли. Думаю, я просто был хорош собой, – улыбнулся Моргунов. – А потом уже меня пригласили в Берлин. А Алевтина работала секретарем в Министерстве иностранных дел. Ее каким-то образом заметили, отправили на специальные курсы и предложили занять должность переводчика в посольстве. Но это был не блат – без отличного знания немецкого ее бы в Германию никто не пустил, а владела она им весьма неплохо. А вы знаете какой-то иностранный язык?

– Не моя тема, – улыбнулся Гуров.

– Зря, – приосанился Моргунов.

– Но уж как есть. Мы отвлеклись, Алексей Егорович.

– Послушайте меня, Лев Иванович. У меня плохая память на события и лица, но я точно знаю, что наша последняя встреча с Алевтиной произошла в Москве. Больше я ее не видел.

«Все в порядке у него с памятью, – не поверил Гуров. – Даже имя мое запомнил. И не псих, иначе бы уже что-то выкинул. Взгляд ясный, походка твердая. От него не несет мочой, а халат пахнет стиральным порошком. Он следит за собой. Хлам в коридоре тщательно выстроен вдоль стены, чтобы можно было спокойно передвигаться. В доме относительный порядок. Вон даже кровать застелена, а книги стоят ровными рядами, хоть и занимают половину пространства. Замкнут, не любит вторжения в свою жизнь. Таких, как он, тысячи за закрытыми дверьми. Неужели действительно не видел Голикову сто лет? Может, и так. Но почему же то и дело уводит разговор куда-то в сторону?»

Гуров позволил Моргунову говорить все, что он захочет. Пусть гнет свою линию дальше. В конце концов, он тут хозяин, а разговор толком и не начинался. «Посмотрим, проколешься ты или нет, – подумал Гуров. – Не факт, что вы виделись с Голиковой. Может быть, так оно и было. И не факт, что ты ее грохнул. Я даже про мотив ничего не знаю, и вообще был ли он у тебя? Но если все-таки Голикова встречалась с тобой третьего сентября, то почему ты упорно это скрываешь? Почему ты резко вспомнил про СССР? Или желаешь болтать о чем угодно, но только не о своей давней знакомой? А ведь ты только что узнал о том, что человек бесследно исчез. Или ты знал об этом раньше…»

Но Гуров ошибся. Моргунов заговорил не только о себе, но и об Алевтине.

– Нас познакомили в посольстве, едва я успел отойти от долгой дороги. Представьте мои восторги: после жесточайших проверок в КГБ и изматывающего обучения мне разрешили-таки покинуть родину. То есть дали доступ к другой жизни. К более яркой и свободной, как мне казалось. На тот момент Алевтина уже жила в ГДР несколько лет. Года два или что-то около того. Может, даже немного дольше. Она сразу взяла меня под свое крыло. В буквальном смысле даже не дала разобрать чемодан и потащила к себе в гости, угостила кофе с коньяком и подробно обо всем рассказала и расспросила. Наш дом был обычным блочным, он стоял рядом с посольством, там в отдельных квартирах проживали наши соотечественники. Мы с Алей стали соседями, а в скором времени поняли, что стена, которая разделяла наши квартиры, смотрится лишней.

В Берлине для меня все было в новинку. Ходил, как дикарь, и всему удивлялся. Потом, конечно, привык. Аля меня многому научила. Знакомила с людьми, давала советы. Помогала, если возникали сложности. Если у меня не было работы, то брала в помощники. В общем, помогла приспособиться. Кстати, благодарю за то, что меня услышали.

– О чем это вы? – не понял сначала Гуров. – А, ясно. Вы просили не задавать вопросов, когда я зайду в квартиру. Вы об этом?

Моргунов благодушно улыбнулся. При этом кожа на его черепе натянулась, увеличив лоб и мгновенно превратив подозреваемого в убийстве типа, страдающего невнятным расстройством ментального спектра, во вполне себе добродушного на вид дедушку.