Смерть в послевоенном мире (Сборник)

Но страна домохозяек подняла шум против казни женщины на электрическом стуле; за полчаса до приведения приговора в исполнение, когда вокруг уха Мильдред уже обрили волосы и облачили ее в специальные, предназначенные только для казни женщин шорты, губернатор Хорнер отменил экзекуцию.

Мильдред, которой посчастливилось избежать казни на электрическом стуле, отнюдь не обрадовалась, узнав о новом приговоре, назначившем ей 199 лет тюремного заключения. Тем не менее, она оставалась образцовой заключенной вплоть до двадцать девятого августа сорок третьего года, когда в камере нашли ее тело с перерезанными венами. Каким-то образом Мильдред умудрилась украсть ножницы. Сидя в темноте и дожидаясь своего конца, она умирала несколько часов.

Она оставила записку, прикрепив ее к стене:

— "Тому, кого это может касаться. О моей смерти никому не сообщайте, не пытайтесь связаться с родными или друзьями. Я хочу умереть так, как и прожила, в полном одиночестве".

Она написала подлинную правду. Меня интересовало, неужели я был единственным, кто знал, что это была настоящая правда.

Слезинка клубничного цвета

Во время утреннего обхода участка на свалке бытовых отбросов, что на Девятой Восточной улице Кливленда, 17 августа 1938 года полицейским было обнаружено тело женщины.

Я оказался на месте происшествия прежде, чем там все успели перевернуть, и вовсе не потому, что когда-то работал сыщиком в другом штате. Просто так уж получилось. Я сидел в кабинете директора Кливлендского департамента общественной безопасности и пил кофе, когда зазвонил телефон. Директор курировал полицейский и пожарный департаменты. Вы, конечно, можете спросить, с какой, дескать, стати нужно тревожить столь высокого чиновника по поводу заурядного убийства.

И были бы не правы.

Потому что речь шла о далеко не заурядном, а зверском убийстве — тринадцатом убийстве, если быть до конца точным. И вовсе не потому, что тринадцатой жертве не повезло больше, чем двенадцати предыдущим. Насколько мне известно, преступник, так называемый сумасшедший. Мясник из Кингсбери Рана, время от времени демонстрировал свое чудовищное искусство в Кливленде с осени тридцать пятого года.

Вернее, убитая женщина была не местной до того момента, пока не превратилась в множество кусков расчлененной плоти, разбросанной по каменистой площадке свалки, заваленной отбросами. Обнаженный торс обрублен, и кровь, растекшаяся и разбрызганная вокруг, превратилась в темную, почти черную массу, хотя лучи солнца выхватывали кое-где алые блики, которые резко бросались в глаза. Голова жертвы исчезла. Возможно, отыщется позже, хотя до сих пор не удалось обнаружить ни одной — все двенадцать жертв были также найдены обезглавленными. Вероятно, у кого-нибудь в Кливленде на чердаке хранилась коллекция, и запах, исходивший от нее в такую погоду, был, я думаю, не из приятных.

Мало интересного в зрелище, от которого даже медэксперта выворачивает наружу, а с полдюжины полицейских и фотограф, согнувшись, обыскивают участки с зеленой травой около ручья. Лишь моему другу, директору департамента общественной безопасности, казалось, не угрожала опасность расстаться со своим завтраком. Розовощекий, шести футов ростом, в костюме, рубашке с галстуком и плаще, несмотря на жару, с зачесанными назад и напомаженными волосами, он все еще — спустя много лет после нашего знакомства — выглядел по-юношески молодцевато. Было ему лет тридцать пять, всего на несколько лет старше меня.

Мы познакомились с ним в Чикаго, лет семь или восемь назад, когда я был еще не президентом детективного агентства А-1, а всего лишь простым полицейским. Он же работал одним из агентов по соблюдению закона о запрете распространения спиртных напитков, причем не рядовым, а выдающимся агентом. Меня он считал одним из честных чикагских полицейских. Как вам хорошо известно, вряд ли можно сказать, что честность изобилует в Чикаго.

Элиот Несс произнес:

— Несмотря на рубленые раны, в характере их нанесения проглядывается определенное мастерство.

— Да, верно, — вставил я. — Дело рук солиста основного состава балетной труппы.

— Нет, серьезно, — произнес он, склоняясь над обезглавленным трупом и указывая пальцем. Казалось, он показывает на слетевшихся мух, но нет.

— В том, как совершено расчленение, угадывается несомненная точность, может быть даже хирургическая подготовка.

— Возможно, — сказал я. — Но, по-моему, доктор лишился своего пациента.

Он выпрямился, взглянул на меня и чуть заметно улыбнулся; он отлично понимал мое состояние: видел, что мои остроты — не что иное, как уловка, при помощи которой я пытался удержать свои завтрак в желудке.

— Тебе следовало бы приезжать в Кливленд почаще, — заметил он.

— Да, умеешь ты устроить приятелю приятное времяпрепровождение, надо отдать тебе должное, Элиот.