Смерть в пурпурном краю

– В первую очередь он подумал бы о себе. Боже мой, все уже давно похоронено. Прошло столько лет. Многие, кто замешан в тех делах, уже на том свете. Мы ведь проделывали всякие очень ловкие махинации.

– Махинации?

Усевшись, он, помолчав, заговорил:

– Как исполнитель завещания, я продал крупный участок Кэба компании Икс-Игрек-Зет за пятьдесят тысяч. Этой Икс-Игрек-Зет были мы вдвоем с Рупертом, но, конечно, не по документам. Через какое-то время Икс-Игрек-Зет продала эту недвижимость компании АБВ за сорок пять тысяч. И опять это были мы с Уолли. Потом тот же участок продали уже реальному владельцу – снова пятьдесят тысяч, но это официально получили пятьдесят, а из рук в руки нам передали еще сто тысяч.

– И сколько всего вы на этом нажили, Джас?

– Поймите, дружище, ставкой для меня была жизнь, и для Уолли тоже. Начинали мы с пустыми руками, и нам нужна была наличность, чтоб защищаться.

– Сколько вы нажили?

Он молчал так долго, что я уже не рассчитывал на ответ.

– Ну, скажем, миллион четыреста. Мне досталось семьсот – восемьсот тысяч. Уолли – четыреста. Остальное пошло на взятки, мелкие денежные подачки. Но, разумеется, все это проскочило не сразу, ничего на ладошке нам не преподносили. Постоянно приходилось латать дырки, чтоб не потонуть. Собственно, все это приплыло к нам, когда мы уже перевалили за вершину холма. Хотя могло и не приплыть. Но все обошлось, и еще столько же добавили.

– Мона могла знать, что Руперт был завязан в этих делах?

– Наверное, узнала от Мацари. Ловкий парень! Однажды, когда мы разорались друг на друга, несколько месяцев назад, она, помнится, выкрикнула, что Руперт и я – парочка преступников. А мне Руперт был необходим. Один я не смог бы устраивать такие дымовые завесы. Но и у него тоже было много своих сделок; те бумаги мы пускали в ход столько раз, что порой и сами не помнили концов. Но одно могу сказать вам, Трев.

– Что именно?

– Я всегда отчаянно рисковал и действовал круто. Однако то был один-единственный раз, когда я украл. Просто не было другого выхода. Эти деньги прямо просились в руки. Кэб не осудил бы меня, так как знал, что Мона и я всегда будем жить в достатке.

Его усмешка напоминала гримасу.

– Черт возьми, нужно все-таки позвонить Чарли Бейкеру, убедиться, что глупо сомневаться в Уолли.

Он подошел к письменному столу, где стоял телефонный аппарат с диковинными приспособлениями. Трубка аппарата была особенной – никто в комнате не мог слышать его разговор. Примерно через пять минут он вернулся к своему креслу со словами:

– Чарли все разузнает. Сначала поломался для видимости, набивая себе цену. Прямо-таки карьерой рискует, лишь бы оказать мне любезность.

– Расскажите мне что-нибудь об Уолли Руперте.

– Сейчас ему шестьдесят. Вот вы говорили о феодалах. Клянусь, он один из них. У него нет и пяти друзей на свете, но Бог взамен вознаградил его семейством. В последние годы он пустил корни в сфере услуг. Торговля, прачечные, отели и мотели, магазины. Он, как племенной бык, сам производит и растит рабочую силу. Поселился в пятнадцати километрах отсюда и назвал свою усадьбу Рупертвилл. Женился совсем молодым – на Элен Холмс, у них родилось шестеро детей. Когда Элен умерла, взял в жены ее младшую сестру Катрин – вдову с двумя детьми. Их он усыновил, а она родила ему еще пятерых. Когда через двенадцать лет умерла и Катрин – дочери Холмсов не могли похвастаться здоровьем, – Уолли женился на семнадцатилетней мексиканке, собственной служанке. На Розе. Такая кругленькая, грудастая девчонка с огромными сверкающими черными глазами, и теперь с ней он нажил еще девять отпрысков. Его старшему сыну сейчас, по-моему, лет тридцать девять, а самому младшему – три-четыре месяца. Двадцать своих детей и двое усыновленных. Если к детям прибавить их жен, мужей и внучат, Уолли окружен семьей человек в семьдесят пять, из них тридцать – сорок уже работают на него. Достаточно его взгляда, и все хлопочут как пчелки. Он распоряжается их жизнью и смертью. Для них он сам Господь Бог. Уолли резок, как бритва, хитер, как старый лис, толстый, с брюхом вроде барабана. И плюет на хорошие манеры. Когда он обращается к вам, кажется, у него болят зубы. В те далекие годы, когда мы с Кэбом тащились в одной упряжке и выкручивались, как умели, Уолли держался в сторонке, потихоньку делал детей и копил денежки. Но, как я уже сказал, не отхвати мы участок Кэба, от нас обоих не осталось бы следа... Нет, дружище, Уолли здесь ни при чем.

Он говорил не переставая. Об Уолли. И беспрерывно пил. Но чем больше пил-, тем точнее и выразительнее становилась его речь и тверже походка, когда направлялся к бару.

Провожая меня, Йомен поинтересовался:

– Вы в самом деле собирались сжечь эти деньги?

– Собирался.

– А если бы попали в огонь?

– Наверное, у нас было бы о чем вспомнить.

Могучей ладонью он хлопнул меня по плечу.

– Это мы запомним и так, парень, и так запомним! Мы с вами поладим. Понаблюдайте здесь немного. Я тоже навострю уши и разую глаза.

Глава 7