Смерть в рассрочку

— Да, — поморщился Иден. — Далеко не ладно! Предусмотрено было все, кроме… таинственной русской души. Придя в себя после двадцатимильного кросса, эти парни начали прыгать в воду. Представляете, прямо с палубы в февральскую воду?! Спасти их, конечно, не удалось… Но они прыгали и дальше: прыгали в Гибралтаре, прыгали в Дарданеллах и даже в Босфоре. Так что до Одессы довезли не всех. Но русские офицеры были не в претензии. Единственное, о чем они попросили: разрешить им обыскать наши корабли, чтобы, не дай Бог, никто не спрятался и не попытался вернуться в Англию. Капитаны не возражали, так как под Одессой находилось около двух тысяч английских военнопленных: в случае отказа их могли задержать на неопределенное время. Двух русских «зайцев» поймали, зато все три транспорта тут же вышли в море.

— Пакостно все это, — не выдержал Бриджес. — Ведь это же люди, а не разменная монета.

— Эдвард, вы слишком эмоциональны, — мягко заметил Иден, — и не хуже меня знаете, что с юридической точки зрения совершенно не правы. Представьте себе на минутку, что советское правительство предъявит какие-то права на наших пленных. Что вы тогда скажете?

— Человек должен сам решать, где ему жить, — твердо сказал Кадоган.

— Но не во время войны! — живо обернулся к нему Иден. — А теперь я вас позабавлю. На днях в нашем посольстве в Москве объявились два английских солдата, освобожденных Красной Армией из Освенцима. Оказывается, русские не придумали ничего лучшего, как развесить в польских городах плакаты на английском языке с адресом транзитного лагеря близ Одессы: добирайтесь, мол, сами… Многие так и поступали. А эта парочка решила пробираться в ближайшее английское представительство, которое, как вам известно, в Москве. И что вы думаете, без денег, без пищи, не зная ни слова по-русски, они добрались до Москвы и явились прямо в посольство! Там чуть с ума не сошли.

— Если по России свободно бродят англичане, могу себе представить, как там вольготно немцам, особенно из абвера, — грустно заметил Кадоган. — Надо что-то делать. Мы не имеем права бросать наших людей на произвол судьбы. Может быть, следует напомнить русским об их обязательствах?

— Молотову я уже писал, — вздохнул Иден. — Ничего вразумительного он не ответил.

— Тогда надо вводить в дело тяжелую артиллерию, — предложил Бриджес. — Тем более что наш главный бомбардир «питает полное доверие» к их главному бомбардиру.

— Решено, — поднялся Иден. — Обратимся к Черчиллю.

ЛОНДОН. Резиденция премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. 2 марта 1945 г.

— Нет, Энтони, так дело не пойдет, — ворчливо говорит Черчилль, откладывая в сторону проект письма. — Уж очень вы слезливы. А порой и категоричны. Так нельзя. Вот здесь, — снова зашуршал он бумагой, — вот здесь вы пишите, что вернувшиеся домой англичане жалуются на плохую пищу в русских транзитных лагерях и ужасные жилищные условия. По каким стандартам? Я вас спрашиваю, Энтони, по каким стандартам вы это судите? Что значит «плохая» пища? И что за «ужасные» жилищные условия? По русским стандартам эти условия могут быть хорошими, по нашим — посредственными, а по американским — варварскими. Зачем вызывать огонь на себя, зачем подставляться?

Черчилль подошел к камину, буркнул что-то нечленораздельное по поводу холодной весны и вернулся к столу.

— Проблема меня беспокоит не меньше, чем вас. Согласен, что надо действовать, и действовать немедленно. Но… попросим-ка мы закинуть удочку Рузвельта. Пусть начнет он, а если понадобится, подключимся и мы.

ВАШИНГТОН. Овальный кабинет Белого дома. 4 марта 1945 г.

Рассеянно перебирая лежащие на столе бумаги, Рузвельт диктует письмо.

— «Лично и секретно для Маршала Сталина от Президента Рузвельта.

Я располагаю достоверной информацией относительно трудностей, с которыми приходится сталкиваться при сборе, организации снабжения и вывоза бывших американских военнопленных и экипажей американских самолетов, сделавших вынужденную посадку к востоку от линии русского фронта».

Президент сделал паузу и обернулся к начальнику штаба.

— Как, Леги, располагаем мы такой информацией?

— Так точно, господин президент. Могу назвать номера и типы самолетов, имена командиров экипажей. Что касается пленных, то по этому поводу есть письмо Гарримана.

— Что он пишет?

— Письмо — не характерное для Гарримана. Мы знаем его как человека мужественного, но на этот раз он сплоховал: паникует и расписывается в собственном бессилии. А резюме такое, — достал он письмо. — «Советский Союз не выполняет своих обязательств и не дает возможности нашим представителям проникнуть туда, где находятся наши военнопленные, освобожденные в Польше».