Смерть в своей постели

— Он будет у себя еще минут пятнадцать. И просил… Если сможешь, позвони ему. — И опять в слове «сможешь» прозвучала та самая нотка безутешности.

— Смогу.

— Он звонит уже не первый раз… Я скажу, чтобы ждал твоего звонка, да?

— Он у меня дождется! — дурашливо прошипел в трубку Пафнутьев.

— Паша… Ты не слишком задержишься?

— Теперь-то уже наверняка слишком. Шаланда зря звонить не станет…

— Мой ужин, конечно, не сравним с халандовским, но и он тебя ждет.

— Дождется, — повторил Пафнутьев.

— Спокойной ночи, Паша.

— Вот за это спасибо. — Пафнутьев с силой потер лицо ладонями, беспомощно посмотрел на Халандовского.

— Еще рюмку? — спросил тот.

— Я, конечно, дико извиняюсь…

— Понял. Тебе нужен кусок мяса в дорогу.

— Зачем?

— Кто знает, когда ты в своей жизни, полной риска и смертельной опасности, снова соберешься перекусить. — Халандовский, подхватив на кошмарную свою вилку оставшееся мясо, понес его на кухню.

А Пафнутьев тем временем набрал номер милицейского начальника города полковника Шаланды.

— Куда ехать? — спросил Пафнутьев вместо приветствия, едва Шаланда успел поднять трубку, едва успел произнести свое сипловатое «Слушаю!».

Шаланда помолчал некоторое время. Он узнал голос Пафнутьева, тем более, что ждал его звонка, но вот так сразу ответить на вопрос… А нет ли в нем скрытой насмешки, не таится ли здесь злая шутка или желание обидеть его, поставить на место? Своим вопросом Пафнутьев лишил Шаланду возможности сделать замечание, поворчать — после вопроса Пафнутьева все его назидательные слова теряли смысл.

— За город.

— Убили?

— Убили, — помолчав, ответил Шаланда, решив, видимо, что подробно говорить о таких вещах по телефону не следует.

— Большой человек?

— Да.

— Совсем-совсем большой?

— Паша… — Шаланда был задет легкомысленным тоном Пафнутьева. — Скажи мне, пожалуйста… Не скрывая, не тая… Куда за тобой заехать?

— Другими словами, человек настолько большой, что даже я там понадобился?

— Да.

— И даже ты? — продолжал удивляться Пафнутьев.

— Да. — На этот раз Шаланда все-таки уловил насмешку и обиделся.

— Знаешь, где живет мой лучший друг и твой восторженный поклонник Аркаша Халандовский?

Не отвечая. Шаланда положил трубку.

— Чей я восторженный поклонник? — спросил Халандовский, появляясь в дверях с объемистым свертком, обернутым промасленной бумагой.

— Шаландовский, — рассмеялся, наконец, Пафнутьев.

— А, да… Это за мной водится. Заглянул бы когда-нибудь со своим Шаландой, а? Говорят, забавный такой человечек… Заглянешь?

— С одним условием.

— Ну?

— Сможешь повторить такое же мясо?

— Я сделаю его лучше, Паша! — вскричал Халандовский в полном восторге от предстоящей встречи.

— Лучше не бывает. — Пафнутьев встал и направился в прихожую.

— Паша! — На глаза Халандовского, кажется, навернулись слезы благодарности. — Неужели не шутишь?

— Есть вещи, которыми не шутят, — сурово ответил Пафнутьев.

Был поздний вечер, почти ночь, дорога оказалась свободна, весенний воздух хорошо охлаждал мотор, и машина мчалась на предельной скорости. Микроавтобус был заполнен полностью. Впереди, рядом с водителем, мясисто и непоколебимо, с чувством правоты во всем, что его касалось хоть в малой степени, сидел Шаланда. Разговаривал, не оборачиваясь, и была в его спине, в загривке, в развороте плеч какая-то скрытая обида, будто все остальные вынуждали его поступить хуже, чем он хотел, заставляли в чем-то отступиться от самого себя.

А дальше, за шаландовской спиной, расположились остальные. Нервно вздрагивая во сне, Худолей спал, прислонившись головой к холодному стеклу. На коленях у него стояла сумка со всем имуществом, которое положено иметь эксперту при выезде на место происшествия. Пафнутьев молча смотрел на ночную дорогу, на огни встречных машин, и до сих пор стоял у него перед глазами накрытый стол Халандовского, который пришлось оставить так спешно и некстати. Молча и даже как бы невидимо сидел Андрей, а за ним два оперативника.

— Шаланда! — неожиданно громко произнес Пафнутьев, когда город остался позади, и в свете фар замелькали низкие домики с темными, еще не ожившими садами.

Шаланда вздрогнул от неожиданности, недовольно подвигал плечами, но не откликнулся.

— Куда едем? — продолжал Пафнутьев. — Пожар? Наводнение? Землетрясение?

— Убийство.

— Да-а-а? — по-дурацки удивился Пафнутьев. — Кого же на этот раз?

— Объячев. Константин Александрович Объячев.

— Тот крутой, что ли?

— Он самый.

— Не может быть, — разочарованно произнес Пафнутьев, глядя в окно.

— Чего не может быть? — развернулся Шаланда, чтобы пронзить Пафнутьева гневным взглядом, но, не увидев ничего в темноте, снова обернулся к лобовому стеклу. — Чего не может? — повторил он уже спокойнее.

— Такого человека убить нельзя.

— Почему?

— Потому что он сам убьет кого угодно.

— И на старуху бывает проруха.

— На старуху — бывает, — рассудительно проговорил Пафнутьев. — Со старухами вообще случается черт знает что. Недавно на кладбище одну изнасиловали. Восемьдесят шесть лет. Такая вот проруха… Ум меркнет.