Смерть в театре «Дельфин»

— Ладно, в конце концов это твоя пьеса. Кстати, я вижу, ты свёл в одном характере прекрасного юношу, обольстительного красавца и «мр. В.Х.»?

— Именно.

— Как ты посмел? — пробормотал Джереми.

— О, бывали и более сумасшедшие идеи.

— Ты, наверное, прав. Роль от этого только выиграла. Каким ты его видишь?

— Яркий блондин. Очень мужественный. Очень дерзкий.

— В. Хартли Грав?

— Возможно. Типаж подходящий.

— Разве его не считают плохим гражданином?

— Чушь.

— А «смуглая леди»? Розалин? Я вижу, ты проставил Дестини Мейд?

— Она так и просится сюда. От этой дамы невозможно отвести глаза. Она исключительно сексапильна и лично у меня вызывает ассоциации с клокочущей бездной. Она способна изобразить что угодно, если растолковать ей роль простыми английскими словами и очень-очень медленно. Кстати, она живёт с Марко.

— Может, кстати, а может, и не очень. А Энн Хэзэвей?

— Да любая не очень смазливая актриса с хорошим темпераментом, — пожал плечами Перигрин.

— Типа Герти Брейс?

— Да.

— Джоан Харт — очень милая небольшая роль. Я скажу тебе, кто хорош для Джоан. Эмилия Дюн. Знаешь её? Она работает в нашем магазине и понравилась тебе в том телешоу. В Стратфорде она была очень милой Целией, Нериссой и Гермией. Запиши её.

— Ладно. Видишь, я даже кляксу от усердия поставил.

— Все остальные роли не представляют сложности, насколько могу судить. Дрожь пробирает только при явлении невинного младенца.

— Он же умирает ещё до конца первого акта.

— И слава Богу! Меня приводит в полную растерянность видение немого подростка, который натягивает штанишки.

— Его будут звать Гарри.

— Или Тревор.

— Неважно.

— Декорации, чур, делаю я.

— Не будь ослом.

— Нет, согласись: ведь забавно вышло бы, а?

— Не волнуйся — ничего и никогда не будет. Я это нутром чую. Не будет ни-че-го: ни перчатки, ни театра, ни пьесы. Все это мираж.

Стукнула крышка почтового ящика.

— Ну вот. Судьба стучится в дверь, — заметил Джереми.

— Знаешь, на этот раз я даже гадать не буду, что там может быть, но по доброте душевной схожу и посмотрю.

Перигрин спустился с лестницы, вынул почту, однако для себя ничего не обнаружил. Наверх он шёл медленно и прямо с порога начал:

— Я же тебе говорю: ни-че-го. Все позади. Все растаяло, как мираж. Почта тускла и обыденна, как вода в канаве, и вся для тебя. Ой, извини!

Джереми разговаривал по телефону.

— Он как раз вернулся, — сказал он в трубку. — Будьте любезны, подождите секунду.

Затем Джер прикрыл трубку рукой и пояснил:

— С тобой желает побеседовать мистер Гринслэд.

Глава 3

Званый вечер

«Год назад, — думал Перигрин, — я стоял на этом самом месте. Проглянувшее из-за туч солнце позолотило башенку израненного „Дельфина“, и я буквально заболел этим театром. Я думал тогда об Адольфусе Руби, мечтал стать владельцем, как он… И пожалуйста! Видит Бог, я снова стою здесь, но теперь уже в лакированных ботинках, а не в своих прошлогодних башмаках».

Мистер Джей окинул взглядом подновлённые кариатиды, вставших на хвосты дельфинов, золочёную надпись над портиком, безупречно белый фасад и ажурное кружево решёток. Его взгляд излучал обожание, а в голове стучало: «Что бы ни произошло потом, это мгновение — прекрасно. Что бы ни случилось со мной, я буду оглядываться на сегодняшнее утро и говорить себе: был миг, когда я знал, что такое быть благословенным».

Пока Перигрин медлил перед зданием театра, из проулка к складам «Фиппс Браса» вышел человек.

— Доброго утра, шеф.

— Доброе утро, Джоббинс.

— Приятно смотрится, а?

— Да, красиво.

— Ничего не скажешь, сильно он изменился с тех пор, как вы тут нырнули.

— Очень сильно.

— Да уж… А вам сторож случайно не нужен? Можно ночью, можно днём — в любое время.

— Наверное, понадобится. А вы знаете подходящего человека?

— Есть такое присловье, что коли сам себя не похвалишь, то никто не похвалит.

— Другими словами, вы хотите предложить себя?

— Не буду врать, шеф, к тому и веду. Видите ли, там, внизу, для моей поясницы сыровато, ноет она часто. А отзывы у меня хорошие. Кого угодно спросите. Ну, как вы на это? Благосклонно или не очень?

— Почему же не очень? Вполне благосклонно.

— Будете, значит, иметь меня в виду?

— Буду, — пообещал Перигрин.

— Спасибо и всего наилучшего, шеф, — поблагодарил Джоббинс и ретировался в проулок.

Перигрин перешёл через улицу и вступил под портик своего театра, который украшало броское объявление:

Театр «Дельфин» вскоре открывает сезон под новым руководством.

Оно висело непосредственно под обрывком той самой старинной афиши, которую мистер Джей заметил во время своего первого достопамятного появления здесь:

«СВАДЬБА ПОПРОШАЙКИ»

По настоятельным требованиям! мистер Адольфу с Руби…

Когда маляры очистили и заново отштукатурили фасад, Перигрин велел им сохранить случайно уцелевший обрывок, а Джереми Джонсу заявил:

— Пока я в театре, эта афиша останется здесь, и точка. Он мягко толкнул парадную дверь, которой вернули прежнее достоинство: отмыли, отскоблили и покрыли лаком, поставили новые замки.