— Теперь перейдем к Люси. Марта, горничная, могла ей сообщить, что миссис Тауэрс поехала ко мне в театр. Знала ли она, что ее бабушка была в курсе того, кто такой в действительности Хемингуэй? Видимо, она хотела ее удержать... А теперь я молчу, не заставляйте меня произносить вслух то, о чем даже страшно подумать...
— Я не спешу,— сказал Полхэм, наслаждаясь кофе.
— Будем рассуждать таким образом: если Хемингуэя убили, то Люси не могла этого сделать. Она пришла утром ко мне. Мы вместе поднялись из конторы сюда, в квартиру. Было около двенадцати часов дня. Здесь в это время находились Джеф, Шарон, Анна и доктор Браун. Произошла сцена примирения. Мы с Джералдом спустились ко мне в кабинет, а Люси оставалась наверху. Как я уже говорил, за это время кто-то искромсал портрет Люси в моем кабинете.
Разумеется, сама Люси не могла этого сделать, потому что когда я поднялся снова сюда, Люси все еще была со всеми остальными. Я рассказал ей о портрете, она была подавлена и испугана. Так что относительно Хемингуэя ее можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Мне почему-то кажется, что его убил тот же человек, который сбросил мадам Тауэрс с перехода. И его видел Хемингуэй. Если это так, то его гибель представляется мне вполне оправданной.
— Да, версия достаточно логична и правдоподобна, но не исключено, что все это произошло совсем иначе,— размышлял вслух Полхэм.— Хемингуэй — загадочная личность. Он у вас работал три года и почти ежедневно встречался со своей женой, которая всем говорила, что он погиб двадцать лет назад. Почему же он не объявил, кто он такой? Видимо, у него были серьезные основания скрывать свое имя и считаться погибшим. Но может быть и другая причина: не платили ли ему за молчание? Знаменитая хемингуэевская борода, по всей вероятности, была отпущена для маскировки. Никто из членов семьи Люси раньше его не видел, обвенчались-то они в Китае, и все знали, что там он погиб. Сын его тоже никогда не видел.
Теперь подумаем вот о чем: могло ли его возвращение остаться неизвестным в доме Тауэрсов? Неужели Рексу не хотелось взглянуть на своего ребенка? Да и Люси не вышла вторично замуж, она была совершенно свободна, поэтому у него в этом отношении не было причин скрываться и называть себя вымышленным именем. Вот и получается, что он руководствовался в своих действиях весьма серьезными мотивами.
— Не забывайте, Полхэм, что он работал ночным сторожем, жил в подвале, под зданием театра. Одним словом, не купался в роскоши. Тогда как семья его жены занимает великолепный особняк и живет припеваючи. Постойте, а не шантажировал ли он Люси, чтобы собрать себе кругленький капиталец? Интересно, есть ли у него счет в банке? С другой стороны, старая миссис Тауэрс писала о тайне счастья Джеффри. Вряд ли она могла бы так говорить, если бы Хемингуэй был мошенником и шантажистом! А если допустить, что ее сбросил с перехода Хемингуэй, получается, что он был настолько заинтересован в сохранении своего инкогнито, что не остановился перед преступлением. Но тогда мы имеем дело с двумя убийцами, потому что Люси не могла убить Хемингуэя.
— А почему вас смущает такая возможность? Конечно, естественнее предположить, что второе преступление было вызвано соображениями самозащиты, как вы и говорили, но...
— Джералд мне недавно сказал, что насилие порождает новое насилие. Но, наверное, достаточно гадать на кофейной гуще. Обратимся снова к фактам. Как ни крути, Люси замешана в этой истории.
Тут раздался звонок в дверь. Шанс поднялся со словами:
— Это, должно быть, моя мама.
Полхэм допил кофе и отставил в сторону чашку.
Шанс нажал на кнопку автоматического устройства, которое открывало парадную дверь. Послышался слабый шум поднимающегося лифта.
Шанс вышел в холл встретить мать. Она вошла с веселой улыбкой на губах, за ней виднелась высокая, нескладная фигура Беверли Уотсона. В зубах он зажал черную трубку, из которой поднимались колечки дыма.
— Не вздумайте на нее сердиться! — сразу же крикнул он Шансу.— Ей не удалось от меня отделаться.
При виде сына с лица Шерри исчезла улыбка, она сразу же поняла его состояние. Шанс взял ее под руку, провел в гостиную и представил капитану.
— Не посчитайте меня неотесанным льстецом,— заявил Полхэм,— но я не преувеличиваю, заявляя, что вырос, восхищаясь вами.
— Наоборот, я могла бы посчитать вас неотесанным провинциалом, если бы вы мне этого не сказали,— улыбнулась Шерри.— Я возмущаюсь только в тех случаях, когда очень старые театралы пытаются меня убедить, будто бы в молодости они мне аплодировали, тогда как я-то в то время сама была еще в пеленках.
— Мистер Беверли Уотсон, продолжал Шанс, насколько мне известно, единственный оставшийся в живых родственник Рекса Хандлея.
— Вероятно, вы окончательно измучились с этим делом. Скажите, а та особа уже арестована?
— У нас известия совсем другого характера, Бев. спокойно сказал Шанс. Боюсь, это буде т для вас ст рашным ударом. Умер Рекс Хандлей.
Из трубки старого Бева полетели искры.