Смерть выходит в свет

- А где мистер Эдгар? - спросил Портро.

- Ваш хозяин, мистер Пэттен, беседует с Лоркой на женской половине. Она неважно себя чувствует.

- Наверняка ничего серьезного. Воздух Пятой авеню излечит её в два счета, - с лукавой ухмылкой сказал Уилф Спенсу. Будто член семьи, я развалился в плетеном кресле у очага и поднял с пола фотоальбом. Вернувшийся Пэттен, похоже, даже не видел меня.

- Ну, как? - обратился он к Оззи. - Говорили с ним?

Оззи лучезарно улыбнулся Пэттену. У него был такой вид, словно он заранее отрепетировал эту сцену.

- Была хорошая связь, и я целых десять минут беседовал с Вэном. Горизонт чист, Норри: Вэн говорит, что, по имеющимся у него надежным сведениям, Верховный суд решит в нашу пользу!

- Но знает ли он это наверняка, Оззи? Мне нужна определенность.

- Норри, до заседания суда никакой определенности не будет. Ты знаешь, что его решения держат в строжайшей тайне вплоть до оглашения. Но Вэн говорит, что его сведения - из самого надежного источника. Он не сказал, в чем причина, но большинство членов согласно с тобой. Ты победил, Норри, ты взял верх над системой!

- Поздравляю, - по очереди произнесли Уилф и Спенс. Бурунчик заулыбался. Пэттен называл его Этаном, но Бурунчик мне нравилось больше.

- Давай не будем обольщаться, Оззи. Каким голосом говорил Вэн? Радостным, тревожным? - Он пробуравил Оззи взглядом, словно надеялся прочесть знамения, начертанные на его кишках. - Он сказал, что мы должны немедленно вернуться? Ну же, Оззи, отвечай Христа ради. Ты - мои глаза и уши. Мне нужен подробный отчет.

Оззи заморгал и вытер лысину мятым носовым платком, после чего пересказал весь свой телефонный разговор, умолчав лишь о том, громкие ли были гудки, и какими рисунками испещрены стены телефонной будки. Я не уловил в его речи ничего нового, но Пэттену такое изложение, похоже, понравилось больше. В конце концов, платил-то он. Его чуть ли не распирало от радости. Он похлопал Оззи по спине и нараспев позвал Лорку, чтобы и та вдоволь наслушалась приятных вестей. Она вошла в комнату, потирая покрасневшие глаза. Теперь вместо шорт на ней были белые мешковатые штаны из парусины, а на смену мятой белой рубахе пришла сине-белая майка. Лорка без удивления и радости окинула взглядом население гостиной, и Пэттен сообщил ей новости.

- Ты не шутишь? Мы едем домой? Ой, Норри, ты чудесный! Ну не прелесть ли? А когда отправимся? Я хоть сейчас могу приступить с сборам. Через десять минут я...

- Осади назад. Душа должна быть терпеливой, - сказал Норри и изничтожил им же надутый мыльный пузырь, изложив Лорке условия её досрочного освобождения.

- Подтверждение? Какое ещё подтверждение? Мы едем или нет? Кончай меня мучить, Норри. Если уж не сегодня, так, может, завтра с утра и поедем? Скажи прямо, когда?

Норри не понравилась его новая роль: он помог Лорке воспарить к небесам, а теперь своими руками тащил её обратно на землю. Пэттен предпринял весьма неуклюжую попытку заключить Лорку в объятия. Казалось, он никогда прежде этого не делал: их тела никак не желали сливаться воедино, руки и ноги только сталкивались и мешали друг дружке, будто части несговорчивой бумажной головоломки.

- Лорка, к пятнице все выяснится. Осталось каких-то три дня.

- Значит, перемен к лучшему нет? Ты и на прошлой неделе призывал дождаться пятницы. Стало быть, все по-старому.

- Напряги мозги, женщина. Мы поедем домой либо в пятницу, либо после того, как Вэн сообщит нам об официальном решении. Вернувшись сейчас, я могу угодить в серьезный переплет, уж ты мне поверь. Ведь ты умеешь мне верить, вот и давай.

- Хорошо, Норри, - сказала она и без сил упала на стул.

- Ну, а теперь, - обратился Пэттен к Бурунчику, - не отобедать ли нам? Не знаю, как вы, а я помираю с голоду.

Спенс скрылся в кухне, и донесшиеся оттуда звуки вскоре начали действовать на мои слюнные железы и способствовать выделению желудочного сока. Мальчики занялись кто чем: Уилф отправился взглянуть на лодки, Бурунчик растянулся во внутреннем дворике. Лорка взяла фотоальбом и тотчас заляпала белые штаны ошметками переплета. Оззи уткнулся в бумаги, вывалив их из чемоданчика на ротанговый столик. Я узнал знакомые синие обложки канадских паспортов и желтые бланки международных справок о прививках. Наступило затишье, антракт между двумя актами пьесы.

А потом в комнату вошла Алин с револьвером в руках. Я не заметил её приближения, да и все остальные наверняка тоже. Казалось, она свалилась к нам в облаке дыма, проломив крышу. Знакомый красный пуловер и линялые джинсы не сумели придать револьверу в её руках обыденный вид. Похоже, это была пушка тридцать второго калибра. В учебниках говорится, что у этих револьверов нет такой убойной силы, как у других калибров, но в ладонях Алин он казался больше, чем любой сорок пятый калибр или даже более современный револьвер, способный сдуть вас с лица Земли даже холостыми выстрелами.

- Алин! Что это значит, черт побери?

- Молись, Норри. Я не шучу.

- Опомнись, женщина!

- Сейчас ты встретишься с Джоном Мэлбеком, Норри. От прошлого не убежишь. Готова спорить, ты уже забыл бедного Джона.