Смерть за стеклом

Загнав всех подопечных в одну комнату, Тюремщица приказала подчиненным удалиться тем же путем, которым пришли, чтобы как можно меньше нарушать картину преступления.

– Мы будем находиться в зеркальном коридоре, – сказала она. – И там дожидаться прихода копов.

День двадцать восьмой

6.00 утра

Когда через шесть часов Колридж покинул место преступления, на хмуром, не по сезону дождливом небе занимался рассвет.

Убийственная погода, подумал инспектор. Казалось, что все расследования тяжких преступлений начинались в такую же слякоть. Это, конечно, было не так. Ведь и давние школьные каникулы не все от начала и до конца озаряло безоблачное солнце. Но у Колриджа имелась хоть не очень убедительная, но все же теория, что пламя убийства возгорается при определенном атмосферном давлении. А опыт подсказывал, что заранее замышляемые преступления, как правило, совершаются в четырех стенах.

Из-за полицейского ограждения сверкнули сотни фотовспышек. Несколько секунд Колридж искренне недоумевал, кто вызвал столь огромный интерес, и вдруг догадался, что снимали именно его. Он сделал вид, будто не имел понятия, что стал объектом фотографов, и сквозь серебристое марево равнодушного дождя и сверкающих всполохов проследовал к машине.

Хупер поджидал его с ворохом утренних газет.

– Везде примерно одно и то же, – сообщил он.

Инспектор посмотрел на восемь портретов: семь рядом, один чуть поодаль. Он только что встречался с обладателями этих лиц. Со всеми, кроме Келли. С ней – нет, поскольку вряд ли можно сказать, что встречался с трупом. Глядя на скрючившуюся в туалете несчастную женщину с ножом в голове, на ее приклеившиеся к полу колени в луже застывшей крови, Колридж почувствовал, как нестерпимо хочется найти ее убийцу. Он не переносил жестокости. Не мог к ней привыкнуть. Жестокость пугала и ослабляла веру. Колридж не мог объяснить, почему премудрый Бог попустил подобное изуверство. Неисповедимы пути Господни, конечно, все дело в этом. Сие выше понимания человека, и человеку не дано проникнуть в помыслы Творца. Однако такие моменты в работе инспектора не способствовали укреплению веры.

Сержант Хупер тоже ненавидел насилие, но не привык задумываться о том, почему Господу угодно допускать все эти ужасы. Он находил утешение в глупой браваде. Сержант уже решил, что расскажет женщинам-констеблям, что Келли выглядела вроде Телепузика, только вместо антенны с ножом на макушке. Нечто подобное приходило в голову Тюремщице. Хорошо, что Хупер не решился на подобное сравнение в присутствии инспектора. Иначе он бы недолго продержался в команде старика.

День двадцать восьмой

2.35 ночи

Звонок поступил в час пятнадцать. В два тридцать они прибыли на место преступления и обнаружили, что роковая ошибка уже свершилась.

– Вы разрешили им вымыться? – Знавшим инспектора коллегам показалось, что Колридж почти кричал.

– Они потели больше двух часов, сэр, – оправдывался дежурный полицейский. – Я их как следует осмотрел. А женщин – одна из моих сотрудниц.

– Что значит «осмотрели»?

– Искал кровь, сэр. Я хотел сказать, красные пятна и нечто подобное. И ничего не нашел. Уверяю вас, мы хорошо проверили. Даже под ногтями и все такое. И конечно, простыню. Там было несколько капель.

– Естественно. Это кровь жертвы. Да, у нас нет проблем с установлением личности убитой. Вот она, перед нами, приклеилась к полу в туалете. Но вы запамятовали, что мы ищем ее убийцу. И позволили подозреваемым вымыться!

Дальнейшие выяснения не имели смысла. Расследованию нанесен непоправимый ущерб. Но инспектор не слишком волновался. Все события были записаны на видеопленку, все подозреваемые на месте, улики сосредоточены в одном доме. Колридж и представить себе не мог, сколько времени уйдет на поиски истины.

– Заморочка не в напряг, – прокомментировал Хупер.

– Как? – переспросил Колридж.

– Легкий случай, – объяснил сержант.

– Почему бы так и не сказать?

– Ну, потому что… это не так колоритно, сэр.

– Я предпочитаю колоритности ясность, сержант.

Как ни старался Хупер, этого он стерпеть не мог. В конце концов, не одного инспектора подняли с постели в час ночи.

– А как же быть с Шекспиром? – парировал он. И, мысленно покопавшись в школьной хрестоматии, наткнулся на сонет. – Как быть вот с этим? «Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше».[49] Яснее было бы выразиться: «Ты мне нравишься».

– Шекспир не полицейский, который приступает к расследованию преступления. Он поэт и пользуется языком ради прославления прекрасной дамы.

– А я читал, сэр, что это была не дама, а парень.

Колридж ничего не ответил, и Хупер понял, что ему удалось уесть старика.

А у инспектора возник новый повод для раздражения. Как только они вошли в дом, он сразу понял, что дело не такое простое, как показалось с первого взгляда.

Патологоанатом ничего нового не добавила.