Смертельно опасно

Поразительно, но фонарик продолжал светить, хоть и слабо. Что делать дальше? Выждав немного, я поползла к туннелю. Надо повторить попытку вылезти наружу.

Через минуту я осознала, что повредила левое бедро. Отлично. Все, что мне нужно, — это грохнуться снова и остаться здесь навечно.

Спустившись обратно, я стала осматривать ногу и неожиданно заметила отверстие в стене. Направила луч внутрь. Это даже не отверстие, а, скорее, какой-то пролом.

Минута, чтобы привыкли глаза.

Еще одна, чтобы осмыслить увиденное.

О Боже! Надо срочно показать Джейку!..

Забыв про боль, я полезла вверх, прислушиваясь, нет ли поблизости моей милой собачки.

Верхний этаж казался пустым. Ни Драма, ни шакала.

— Джейк! — прошептала я.

Ответа не последовало.

— Джейк! — произнесла я чуть громче.

Опять тишина.

Я стала изо всех сил карабкаться наверх.

Драм не появился.

Я была одна.

Снаружи не проникало ни единого звука.

Посветила вокруг.

В дальней нише промелькнуло что-то синее.

Что за черт?

Ах да, это же моя спортивная сумка.

Но почему? Где Драм?

— Джейк!.. — крикнула я в полный голос, потом встала на четвереньки и поползла к нише.

Остановилась. Наверняка Джейк спрятал сумку не без причины. Развернувшись, я поползла к выходу.

И замерла.

Приглушенный голос.

Еще один.

Крик.

Голос Джейка. Я не могла разобрать слова. Иврит?

Непонятный разговор продолжался. Какая грубая интонация.

Глухой стук. Еще один.

Звук шагов.

Стало темнее. Я посмотрела в сторону выхода.

Свет загораживали чьи-то ноги.

22

Вслед за ногами появилось тело. Большое.

Я попятилась назад и прижалась к стене. Смятая консервная банка больно впилась в икру.

Опять вспомнился человек, проходивший по краю долины. Сердце заколотилось. Господи Боже! Переживу ли я все это?

Я крепко сжала фонарик, готовясь нанести удар. Человек опустился на колени спиной ко мне. Луч осветил пальмы на его рубашке.

Я облегченно выдохнула. Снаружи слышались крики.

— Какого черта здесь происходит?

— «Хеврат-Кадиша», — бросил Джейк через плечо, не сводя глаз со входа.

— Я не говорю на иврите.

— Долбаные «Защитники веры». — Джейк задыхался от напряжения. Я ждала дальнейших объяснений. — Борются с мародерами. Что-то вроде добровольных помощников полиции.

— Они здесь?

— И в большом количестве.

— А что им надо?

— Думают, у нас здесь человеческие останки.

— Но они действительно у нас есть.

— Отберут.

— Что же делать?

— Ждать, пока «защитнички» не уйдут.

— А когда это случится?

— Когда-нибудь.

Ответ не обнадеживал.

— Бред какой-то, — пробормотала я, прислушиваясь к крикам снаружи.

— Эти кретины все время появляются на раскопках.

— Зачем?

— Постоять над душой.

— Разве не требуется специальное разрешение, чтобы присутствовать на раскопках?

— А их это не волнует. Они препятствуют извлечению фрагментов мертвых тел по любой причине и поднимают шум, чтобы остановить нашу работу.

— Государство их поддерживает?

— Конечно, нет.

Голоса снаружи стихли. Однако тишина еще больше сбивала с толку, чем крики.

Я рассказала Джейку про шакала.

— Ты уверена, что это был именно шакал?

— Абсолютно.

— Я не заметил зверя, выбегающего из гробницы.

— Он двигался очень быстро.

— Понятно. Меня волновали только эти болваны. Ты цела?

— Все хорошо.

— Извини, — сказал Джейк. — Мне следовало бы все проверить, прежде чем спускаться.

Это уж точно.

Я посветила на часы. Девять семнадцать.

— Есть ли в Израиле законы, регламентирующие отношение к человеческим останкам? — спросила я шепотом.

— Прах может быть выкопан, только если находится в зоне застройки или существует возможность похищения его мародерами. После исследования останки должны быть переданы в министерство по делам религии для повторного захоронения.

Пока мы разговаривали, Джейк не сводил глаз с прохода, через который спустился.

— Звучит разумно.

— Этих фанатиков едва ли можно назвать разумными. Они против того, чтобы беспокоили прах умерших, и совершенно не важно, по какому поводу. И точка.

— А кто решает, являются ли останки еврейскими?

Я никак не могла отойти после встречи с шакалом и задавала вопросы, чтобы отвлечься.

— «Защитники веры» и решают. Ловко придумано?

— Они что, специалисты? — сказала я, подумав о костях в своей сумке.

Джейк хмыкнул.

— Министерство по делам религии выделяет тысячи шекелей на каждое перезахоронение. Скольких, как ты думаешь, объявляют неевреями?

— Но…

— «Защитники» произносят молитву над костями, и — voila — мертвые становятся евреями.

Снаружи было как-то зловеще тихо. Я снова посмотрела на часы. Девять двадцать две.

— Как долго мы будем ждать?

— Пока не удостоверимся, что они ушли.

Мы замолчали. Шевелились только чтобы сесть поудобнее.

Бедро болело. Плечо тоже. Я устала и замерзла. Сколько же еще придется просидеть на куче мусора, прежде чем преследователи уберутся прочь?

Десять часов.

Казалось, прошла вечность. Я снова посветила на часы. Десять двадцать. Захотелось проверить, все ли чисто на горизонте, как вдруг послышался громкий крик:

— Asur!

Его поддержал еще один голос:

— Asur!

Меня опять затрясло. Крики раздавались очень близко. Я посмотрела на Джейка.

— Запрещено, — перевел Драм.

— Chilui!

— Надругательство над святыней.