Смертельное фрикассе. Убийство по лионскому рецепту

Дойдя до регистрационной стойки, они воспользовались дверью слева и двинулись к «Сердцу Центра». Сначала надо было пройти через «Притвор» — погруженный в темноту вестибюль, где их единственным проводником были перила, тянувшиеся по стене до противоположной двери. Оттуда они попали в длинный коридор, по обе стороны которого располагалась анфилада комнат. «Как ствол дерева с ветвями», — заметила телефонистка.

Дверь в конце коридора вела на кухню, выполнявшую заодно роль столовой. Там Лора и Пако внимательно выслушали объяснения молодой женщины, которая добросовестно расписала им лечебные достоинства различных отваров. Но, поскольку перечисленные смеси рекомендовались от довольно многих расстройств, отождествить их с собственными недомоганиями было не очень-то просто. В конце концов они решили взаимно довериться друг другу: Лора выбрала для Пако отвар «Умиротворенный живот», а Пако для Лоры настой «Дневная безмятежность». Поздравив обоих с удачным выбором, телефонистка приготовила им питье и подала в двух керамических пиалах на простом деревянном подносе.

— Можно выпить их прямо здесь, либо пройти в зал свободного слова.

Лора прикоснулась ладонью к прямоугольному столу, за которым, наверное, могла усесться целая дюжина человек.

— Так это здесь питаются гости Центра? — спросила она.

— Да. Где пища готовится, там и подается. Это позволяет наилучшим образом усваивать питательные вещества благодаря осознанному поглощению. От сырого продукта до жевания.

— Понимаю… Пойдемте в другой зал, мне любопытно взглянуть. Вы можете нас туда проводить?

— С удовольствием. Следуйте за мной, я вам покажу.

Молодая женщина пошла вперед по коридору как стюардесса, показывающая пассажирам, где находятся аварийные выходы.

— Здесь вы видите зал медитации. Напротив — зал, отведенный для йоги, тайцзи или массажа шиацу. Тут зал для занятий по развитию точности и сосредоточенности, таких как каллиграфия, икебана или созерцание красоты грецкого ореха. Затем…

— Чего-чего созерцание? — прервал ее Пако, уверенный в том, что толком не расслышал французское слово.

— Красоты грецкого ореха! Это упражнение для личностного развития, разработанное самим Юго Штейнером. Грецкий орех — дар природы, сокровище здоровья. Еще Хильдегарда Бингенская[14]

почти тысячу лет назад восхваляла его благодетельные свойства. Грецкий орех — сочетание хрупкости и крепости. Вы замечали совершенно необычайную форму его ядра? Это же словно уменьшенная копия человеческого мозга!

Поскольку никто из ее гостей не впал в экстаз при упоминании этого сходства, она продолжила:

— Упражнение, введенное Юго Штейнером, состоит в том, чтобы, «омываясь свежим воздухом», собирать грецкие орехи в саду, который вы видели по приезде сюда, потом здесь, уже в помещении, избавлять ядра от обременяющей их оболочки, то есть от скорлупы. И надо быть очень внимательными, чтобы не повредить их, тем самым лишив природных свойств. Затем очищенные ядра осторожно кладут на керамическое блюдо, словно подношение в благодарность за то, что нам было даровано.

— А что происходит с очищенными ядрами после того, как они оказываются на блюде? — спросила Лора.

— Юго Штейнер лично берет на себя заботу о том, чтобы избавить ученика от этого бремени, позволяя ему углубить свои познания вот в той библиотеке, или поделиться своим опытом с другими в зале свободного слова, то есть здесь, прямо перед вами. У вас есть еще вопросы?

И телефонистка продемонстрировала несколько озадачивающую безмятежность, словно сам факт того, что ей больше не будут задавать вопросов, окончательно освободил ее от всех будничных забот. Лора поблагодарила молодую женщину и вошла в помещение, Пако — за ней. Пол тут был покрыт ткаными восточными коврами с геометрическими узорами, рыжеватые тона которых сообщали этому месту теплоту. По всему пространству были раскиданы потертые кожаные пуфы. Вновь прибывшие сдержанно приветствовали завсегдатаев и заняли место рядом с книжной полкой, на которой стояло несколько книг, названия которых Лора быстро пробежала глазами, пока ее внимание не привлекли ковры на полу. Она попросила Пако незаметно сфотографировать их.

В противоположном углу возле одного из окон журналистка узнала Манон Бюрла, оживленно говорившую с каким-то подростком. Тот слушал, не осмеливаясь вставить слово, и лишь изредка кротко поднимал на нее болезненные и обведенные кругами глаза.

— По крайней мере, ты мог бы попытаться прийти в понедельник. Обещаю тебе, мы очень организованны. Народ соберется перед префектурой. И к тому же тебе недолго добираться отсюда до Перигё. Надо только сделать над собой усилие. Неужели все эти утки и гуси, которых мучают из эгоизма, не мешают тебе спать? Это же варварство, презрение к жизни!

Какой-то мужчина лет сорока решил прийти на помощь подростку и встал, выпятив грудь.

— Манон, кончай его доставать, Люка́ и без того неуравновешен. Знаешь ведь, что ему твердости не хватает. Попробуй сперва убедить других.