Смертельное шоу

-- В чем дело?! Что у вас происходит?! -- все-таки сбросив с себя женщину, сел на пол напротив нее Павел и водил мутным взглядом по двум фигурам.

-- Ты... кто? -- подала голос дама.

Платье на ее груди было разорвано напрочь, и то, что должен прикрывать лифчик, во всей монументальной пудовой красе раскачивалось под ее мерное дыхание в полуметре от Павла. Полумрак и близорукость мешали ему получше разглядеть кусочек бесплатного стриптиза.

-- Застегнитесь, -- потребовал он.

-- И не... и не подумаю, -- так и не сумев одолеть одышку, уверенно ответила она. -- Это вещественное доказательство.

-- Чего... доказательство?

-- Что ты, козел, пытался меня того...

-- Чего того?

-- Ну, этого... Изнасиловать!

-- Я-а?! -- удивление заставило Павла по-рачьи отползти от женщины на метр.

-- А-а... а-а... -- ожил справа мужичок и вдруг зашелся в истеричном хохоте: -- А-а-га-га-га-га!..

-- Вы это... чего? -- уже ничего не мог понять Павел.

Мужичок в смехе бился затылком о ножку стола, которую он так и не

одолел, и не скрывал слез, которые даже в полумраке кухни были

заметны на его раскаленных щеках. Павел вскочил с пола, нашел

глазами выключатель, щелкнул им и, сощурившись от света, снова

посмотрел на щекатое лицо мужичка. Никаких слез на нем не было. Слезы всего лишь померещились. Но все остальное -- женщина с дынями грудей, разгромленная кухня с осколками фарфора и стекла на полу, изнемогающий в смехе мужичок -- как ни хотелось верить в их нереальность, существовали на самом деле.

-- Я... я... я -- капитан милиции, -- вырвал из кармана куртки удостоверение Павел.

-- Ты пытался меня изнасиловать, -- упрямо повторила женщина и презрительно посмотрела на удостоверение. -- Ты, гад, взломал дверь и ворвался в мою квартиру.

-- Это я тебя, дуру, за решетку посажу! -- заорал Павел, который только теперь ощутил зубную боль. -- За сопротивление стражу порядка! Я тебя...

-- Не ругайся, капитан, -- все-таки вскарабкался по ножке стола и принял вертикальное положение мужичок. -- Ее все равно не исправишь. Я с ней с первого дня после свадьбы скандалю...

-- Врешь! -- прохрипела женщина.

-- А чего ж не разведешься? -- удивился Павел. -- Я б такую стерву сам задушил.

После такой суровой фразы ему пришлось отклониться влево. Мимо уха просвистел осколок чашки и с хряском врезался в стену. Фарфоровые крошки каплями брызнули по спине Павла, но он мужественно сделал вид, что ничего не произошло.

-- Характер у нее такой, -- устало пояснил мужичок. -- Торгашкин характер. Она всю жизнь в торговле. При застое пивом торговала, а сейчас -кожей. На Тушинском рынке...

-- Ах, кожей, -- все понял Павел.

-- Если помните, у Данте торговцы были помещены в аду в самый последний круг, с самыми жуткими муками. Грешники еще те...

Вскочившая с пола женщина бросилась на муженька, но теперь уже Павел успел схватить ее за руки у предплечий и плотно прижать к себе.

-- Вызови патрульную группу! -- приказал он мужичку. -- Ее нужно в изолятор посадить.

-- Не нужно, гражданин капитан. Она и так успокоится. Она отходчивая...

-- Кравцов, -- впервые назвал мужичка по фамилии Павел. -- Скажи ей, что я ее посажу за дачу ложных показаний.

-- Вы об этом... изнасиловании?

-- Нет, я о том, что она сказала неправду следователю по делу о гибели певца Волобуева.

-- Вовки, что ли? -- спросил у самого себя мужичок и только потом встряхнул вопросом затравленно дышащую супругу: -- Ты чего, Люсь, сбрехала-то?

-- Пусти! -- рванулась она из рук Павла.

-- А бузить перестанешь?

-- Пусти!

Слово было произнесено таким же тоном, как говорят уверенное "Да!", и Павел, которому уже порядком надоели и странное семейство Кравцовых, и мокрые мясистые руки женщины, и едкий запах пота, струящийся от ее слоистой шеи, и протяжная боль в зубе, разжал объятия.

Не оборачиваясь, женщина запахнула свои выставочные груди

остатками крепдешинового платья и уткой выплыла из кухни.

-- Присаживайтесь, -- предложил Кравцов, поднявший с пола

перевернутый стул-банкетку. -- Вы извините, что только три ножки.

У нас все стулья такие.

-- Спасибо.

Исполнять цирковой номер балансировки Павлу не хотелось.

-- У вас двое детей? -- спросил он и прислушался к звукам квартиры.

-- Да-да. Двое. Мальчик и девочка. Точнее, девочка и мальчик.

-- Они -- здесь?

-- Дети в школе, во вторую смену. Знаете, школ мало, микрорайоны большие. Кому-то надо и во вторую смену ходить, -- и неожиданно сменил тему. -- А к нам уже приходил следователь. Полгода назад. Когда это... певец упал на мой "жигуль"... Крышу, кстати, помял.

-- Теперь это дело веду я.

-- Его до сих пор не закрыли?

-- Они закрыли. Мы открыли.

Кравцов сделал умное лицо. Растрепанные во все стороны волосы и свекольный цвет лица меньше всего подходили к такой гримасе. Получилась физиономия клоуна, который пытается понять, почему над ним смеются. Дрожащими пальцами Кравцов поправил воротничок клетчатой рубашки, сосчитал пуговицы, которых было уже на три меньше, чем до схватки, и все-таки поинтересовался:

-- Вы считаете, что это... не самоубийство?