Смертельный лабиринт

— Зоя Сергеевна, прежде чем мы начнем разговор, я хотел бы договориться с вами об одной мелочи, которая для вас ровным счетом не будет иметь ни малейшего значения, а мне важна, поскольку я веду, как вы знаете, расследование тяжкого уголовного преступления. И в любом случае должен был бы встретиться с вами и допросить. Но я не хочу формально усложнять наш разговор, рассчитывая на ваше понимание моих проблем. Поэтому, если вы не станете возражать, я включу диктофон, и он зафиксирует нашу с вами беседу. Но вы должны для этого дать ваше согласие, желательно в письменном виде. Буквально две фразы: о том, что идет запись и вы не возражаете. Это чисто формальная вещь, иначе нам пришлось бы ехать в прокуратуру, записывать каждый вопрос и ответ в протокол допроса. Тягомотина. А так мы поговорим, потом запись расшифруют, а я вам покажу ее, чтобы вы внесли свои коррективы, или пришлю, если вас не будет уже в Москве. Я к тому, что это здорово сократило бы ваше время, тем более что без вашей подписи все это будет недействительно. Как?

— Да, в общем, не возражаю. Надо так надо, о чем спорить?

— Благодарю вас. Вот я текст набросал, прочитайте, пожалуйста, и распишитесь, что не возражаете… И я разъясню вам ваши права, предусмотренные Конституцией и УПК РФ.

Климов объяснил ей обязанности свидетеля, его права и ответственность, достал из папки лист бумаги и быстро написал нужный текст, протянул ей. Она пробежала глазами несколько строчек и расписалась, где он показал.

— Так, спасибо. Тогда начнем, я включаю… — И он поставил между собой и ею небольшой диктофон, нажал клавишу записи. — Что вы думаете, Зоя Сергеевна, по поводу этого трагического происшествия — убийства вашего друга?

— Что я думаю?! — Девушка изобразила, впрочем довольно естественно, изумление. — Это вы, следователь, у меня спрашиваете?!

— Именно у вас. Вы были достаточно, как мне известно, близки с Леонидом Борисовичем. Хорошо, видимо, знали его характер. Его слабости и сильные стороны. Его привязанности, интересы помимо чисто служебных. И все это на протяжении многих лет, не так ли? — Климов, конечно, блефовал, но делал это уверенно.

— От кого вы это все узнали? Это же чушь собачья! Я — знала Леонида?! Да его собственные родители толком не знали! Кто все это вам наплел?!

— Вы не поверите, но эти сведения исходили от него самого. Мне передали лица, которым он доверял.

— И даже наши интимные подробности? — уже не с иронией, а с откровенным сарказмом спросила Зоя.

— Насчет интима ничего не могу сказать, не интересовался, но к вам он относился, насколько мне известно, по-доброму.

— Ничего себе доброта!.. Задним числом…

— Вы что имеете в виду?

— Добрым ему надо было быть раньше…

— Ну хорошо, не будем спорить, вам все-таки видней. Как вы думаете, кому он мог перейти дорогу?

— Не знаю… Он говорил однажды, что ему постоянно угрожают. Но я почти уверена, что это было обычное мужское кокетство. И он был не лишен этого противного для мужчины качества.

— Когда вы с ним виделись в последний раз?

— За неделю до его гибели.

«Ответила уверенно, но слишком быстро, — отметил про себя Климов. — А как найти следы ее пребывания?»

— Вы были у него? На работе или дома?

— Приезжала на студию… потом куда-то поехали. Кажется, в тот же «Космос»… Нет, «Космос» был до того. А тогда поехали на ВВЦ. В «Подкову». Однажды к нему домой заезжали, показал, как живет.

— О чем говорили, если не секрет?

— Теперь-то уж какой секрет?.. Ну, словом, я решила, что сидеть у моря и ждать погоды… В смысле в Нижнем… Бессмысленно. И поставила вопрос ребром. Он начал юлить. Врать. И я поняла, что у него здесь кто-то завелся. Он говорил, что не готов к браку, что впереди большие планы и брак будет его стреноживать, да, именно так и сказал.

— А вы не пытались узнать, кто ваша соперница?

— А зачем? Я хоть и простой врач, но чести своей не лишилась. Человеческой, — поправилась она. — Проверять? Выслеживать? Вы так это понимаете? Нанимать сыщиков?

— Почему бы и нет? Многие так делают, когда хотят быть твердо уверены. А может, он тянул по той причине, что не хотел, чтобы и вы были замешаны в те разборки, которые у нас устраивают уголовники? Может, он в первую очередь о вас заботился?

— Как же, как же! Он ни о ком, кроме себя, не думал… Типичный эгоист.

— Но товарищи отмечали его высокое гражданское мужество. Как-то не совпадает.

— А почему? Можно быть в одном смысле мужественным, а в другом — тряпкой. И одно другому в характере человека не противоречит. Человек — сложный организм.

— Это в вас, видимо, врач говорит, — улыбнулся Климов.

— Я ему не раз говорила: оставь ты свои дурацкие темы, за которые тебе однажды башку оторвут! Думаете, послушал? Как же! Он ведь был упрямый. Зацикленный. А больше всего любил деньги. Вот из-за них мог и погореть однажды.