Смертельный треугольник

— Н-не знаю, — покачал головой Сергеев. — А третий признак всесовершенного существа: оно находится в вечном покое. Господи! Ведь такого удела не пожелаешь и злейшему врагу. Я мог бы перечислить все обычные признаки всесовершенного существа — и они оказались бы не лучше уже разобранных нами. У нас ценится знание, могущество, покой — если все это возвести в превосходную степень, которая тоже у нас ценится, то получится совершенство. Но ведь это чистое ребячество. Хорошо, если у человека большие глаза, но глаза величиной с маленькое блюдце или даже с серебряный рубль обезобразили бы даже самое красивое лицо. И, главное, люди, приписывая те или иные качества совершенному существу, руководствуются не интересами этого существа, а своими собственными. Им, конечно, нужно, чтобы высшее существо было всезнающим, тогда ему можно без опасения вверить свою судьбу. И хорошо, чтоб оно было всемогущим: из всякой беды выручит. И чтоб было спокойное, бесстрастное и так далее. Но каково-то придется этому существу, если оно окажется таким, каким оно вышло из человеческих рук? Об этом никто не думает! И не думайте! Настолько оно, я надеюсь, могущественно, чтобы быть таким, каким оно хочет, а не таким, каким бы его сделала человеческая мудрость, если бы ее слова превращались в дела... А что скажет господин юрист? — неожиданно сказал Сергеев и передал Гордееву кружку, наполовину заполненную водкой.

От водки Гордеев отказался со смешанным чувством — он был за рулем, но не мог понять, его радует такое объяснение или печалит. Но потер лоб и все-таки сказал:

— Понятия не имею... Ларошфуко, которого все знают, но плохо читали, если вообще читали, однажды высказал такую мысль: серьезность — это уловка тела, призванная скрыть изъяны духа.

Краем глаза он уловил, что Маевская посмотрела на него с нескрываемым восхищением. У Гордеева шевельнулась по ее поводу какая-то смутная ассоциация, но он не смог удержать ее в голове.

Снаружи за окном еще раз прогрохотал гром, и через мгновение перегретая атмосфера породила первые крупные капли дождя, забарабанившие по крыше. Ну хоть так, подумал Гордеев, это все ж таки больше на весну смахивает.

Сергеев, поднимая стакан, сказал:

— Каждому из нас отпущен в жизни только один шанс, мы знаем это, но все равно торопимся или медлим, в конце концов получаем тот шанс, который был уготован другому, отсюда весь бедлам на нашей планете.

Гордеев подумал, что Сергеев обладает удивительным даром не слышать то, что ему не хочется слышать. К сожалению, он, Гордеев, в силу юридической своей профессии, этого начисто лишен. Он вздохнул. Яна, вдруг уловив этот момент, положила ему голову на плечо и прошептала:

—Хочешь удерем отсюда?

Он с благодарностью кивнул и шепнул в ответ:

— Только давай останемся на «вы», ты — клиентка. И это важно для меня.

Он вышел первым, как бы в туалет. Через несколько минут они сидели в его машине — новеньком «опеле-корса».

— Классная тачка, — оценила Яна.

—А ты на чем ездишь?

— На «жуке». На «фольксвагене». Вон он стоит, красненький. — Она показала пальчиком.

— Тоже недурно.

— А то. Мне положено быть стильной штучкой. — Она засмеялась, словно зазвонила в серебряный колокольчик.

Крупные капли стучали по крыше машины.

— Обожаю дождь, — сказала она.

—Аналогично.

— Я рада, что мы похожи. И что мы теперь станем делать?

— Можем поехать ко мне на чашечку кофе, — пошутил Гордеев.

— Можем, — вполне серьезно сказала она.

Через пять минут езды Гордееву показалось, что его преследует машина — темная «шестерка». Впрочем, возможно, он и ошибся: в Москве дождливой ночью встретить темную «шестерку» — не большая редкость.

В его квартире они даже не стали зажигать свет. Сразу набросились друг на друга. Она впилась в его в губы, подпрыгнула и обвила ногами. Он отнес ее на кровать. В сто первый раз нарушаю главную заповедь, подумал Гордеев: не спать с клиентами.

Они, кстати, почти и не спали — некогда было.

— Ты знаешь, — шепнула она в какой-то момент, — мне кажется, я тебя люблю..

— Мы на «вы», — полушутя-полусерьезно поправил он, и она кивнула.

— Принесите мне выпить, пожалуйста.

Он пошлепал на кухню и попытался припомнить себя в ее возрасте... Пожалуй...

В восемнадцать — двадцать лет все говорят и думают о любви. Душа изнемогает, выпутываясь из пеленок, тело определенно хочет только одного. Весь мир словно закручивается вокруг секса, ты теряешь голову от первого настоящего безумия. Дух приключений и сумасбродства пока еще не погашен полной предопределенностью жизни. Будущее представляется волшебным путешествием, и непременно с хорошим концом. Сегодняшняя молодежь немного не такая. Они обуржуазились, они обожают роскошь, у них плохие манеры и нет никакого уважения к авторитетам, они высказывают неуважение к старшим, слоняются без дела и постоянно сплетничают. Они все время спорят с родителями, они постоянно вмешиваются в разговоры и привлекают к себе внимание, они прожорливы и тиранят учителей... Ну и что же? Не этим ли самым они чрезвычайно привлекательны?..