— Приятно встретить человека с таким вкусом. Между прочим, сегодня лекция о его творчестве, тут неподалеку, в одной галерее. Читает очень знающий человек. Не интересуетесь? — И продавец протянул ему рекламный флайерс.
А почему бы и нет? — в творческом порыве подумал Гордеев. Он сходил в пиццерию, пошлялся еще по старому Арбату и живо скоротал время.
Лекция была занимательная, она сопровождалась музыкой и показом слайдов на большом экране, которые Гордеев смотрел с замиранием сердца: а вдруг сейчас выскочит его картина?! Не выскочила. Ну и слава богу.
А вдруг у меня не Шагал? — тревожно подумал Гордеев.
Потом оценил свои рефлексии немного отстранившись и даже похихикал со стороны. Надо же, как коллекцинерский раж ударил в голову.
Гордеев осмотрелся. Публики было немного, но по всему было видно, что люди просвещенные. А лектор, между прочим, оказался... продавцом альбома. Он подмигнул Гордееву как старому знакомому, и Юрий подмигнул в ответ. Знаток знатока видит издалека. Правда, лектор показался Гордееву еще более нетрезвым, чем прежде, ну так и что же?
Лектор между тем говорил:
— Скульптура, живопись, музыка, кажущиеся нам изобильными искусствами, на деле от века осуждены вращаться в кругу вечных тем. Традиционно сложившийся набор тем и сюжетов не удавалось расширить даже гениальным художникам: и в их произведениях мы встречаем умирающего человека, любящую женщину, страдающую мать и прочее в этом роде. Более того! Эстетическая мощь творений этих мастеров провозглашает себя тем полнее, чем решительнее они высвобождают эти темы от всех и всяческих наслоений, от всего пустячного и малохудожественного, чем их «обогащали» заурядные художники, и возвращают на авансцену искусства в их изначальной простоте и вместе с тем способности излучать бесконечное богатство тонов и оттенков...
Любящая женщина, подумал Гордеев. У меня на картине — любящая женщина.
— Каждая эпоха, выходя на историческую авансцену, приносит с собой особенную восприимчивость к тем или иным великим проблемам, игнорируя при этом все другие или же относясь к ним крайне небрежно. Так и отдельные люди нередко бывают одарены настолько утонченно организованным органом зрения, что это позволяет им видеть мир как сокровищницу блистательных чудес, тогда как их слух, увы, препятствует восприятию мировой гармонии в целом. Итак, извечные темы искусства в творчестве Шагала мы вправе рассматривать как откровения истории...
Откровения истории, подумал Гордеев. Настоящий коллекционер рассматривает «своего» Шагала как откровение истории!
— Каждая эпоха тем самым провозглашает свои фундаментальные склонности, целостную структуру своей души. Зная об этом, мы можем выбрать какую-нибудь конкретную тему Шагала и проследить за изменениями, происходившими с ней на протяжении всего его творчества. Но я бы хотел обратиться к теме вина в его творчестве.
В зале одобрительно зашумели.
— Вино представляется мне по-настоящему космической проблемой. Вам кажется забавным то, что я вижу в вине космическую проблему? Это не удивляет меня, напротив, ваша реакция только подтверждает правоту моей мысли. Вино действительно является настолько серьезной, подлинно космической проблемой, что наше время, в ряду других эпох, тоже не смогло обойти ее вниманием, пытаясь по-своему решить ее! Найдется ли сегодня кто-нибудь настолько проницательный, кто сумел бы увидеть за алкоголизмом — ибо по данному вопросу статистики ухитрились обнародовать горы разного рода сведений — просто образ прихотливо вьющейся виноградной лозы и тяжелых гроздьев винограда, насквозь пронизанных золотом солнечных лучей?! Едва ли найдется... и не следует этим обольщаться: ведь наше истолкование темы вина только одно из многих возможных, к тому же оно по времени самое последнее, следовательно, незрелое...
Вино, подумал Гордеев, вино, черт побери! Ему же как раз и показалось, что женщина на картине что-то пьет из бокала!
Тут лектор вдруг достал из кармана маленькую плоскую фляжку и сделал хороший глоток. Вытер губы и продолжил: