Смертельный треугольник

«А одна из них как раз недавно вернулась из России» — вертелось на языке Щербака. Но пан Ковальский о Терезе ничего не сказал. Он вспомнил, как за старшей дочерью Соколовского, Марысей, ухаживал сын цветочника, и перескочил на цветочника, потом на владельца винного погребка. Щербак мог бы узнать обо всех обитателях квартала, если бы старика не прервал телефонный звонок. Щербак завертел головой: это был не его телефон. Но тут дед достал сотовый, который совершенно не вязался с его старорежимным обликом, и, проворковав что-то в трубку, стал прощаться. Пожав руку Щербаку, он настоятельно порекомендовал кроме стандартных достопримечательностей, которые обычно показывают туристам в Лодзи: «Ксенжи млын» и улицы Петрковской посмотреть еще обязательно крупнейшее в Европе еврейское кладбище.

Щербак в гордом одиночестве просидел на лавке для курящих еще почти два часа. Он сильно проголодался и выкурил почти всю пачку сигарет, а в табачную лавку так и не зашел никто, по возрасту соответствующий отцу Терезы. Туда всего-то заглянуло человека три, и Щербак не понимал, как при таком количестве клиентов пан Соколовский ухитряется сводить концы с концами...

Наконец около семи возле входа в лавку остановилось такси, из которого вначале, кряхтя, вылез старик, а за ним — женщина. Тереза! Она проводила отца в магазин и тут же вышла. Щербак выбросил сигарету и двинулся следом. Если она идет домой, то приведет его к своему жилищу.

Тереза шла медленно, словно решила прогуляться, иногда кивала встречным прохожим. Тут, похоже, все местные друг друга знали, но было достаточно и праздношатающихся туристов, так что Щербак не выглядел белой вороной. Один раз Тереза остановилась поболтать с продавщицей мороженого, и Щербаку пришлось минут пять усердно разглядывать витрину ювелирной лавки. Наболтавшись, Соколовская чуть ускорила шаг и зашла в «Kawiamia», то есть кафе, где подавали кроме кофе только кондитерские изделия. Щербак не отказался бы сейчас от чего-то посущественней, вроде хорошей порции польского крестьянского бигоса или чернины. Но пришлось довольствоваться кусочком сливового пирога. А Тереза, совершенно не заботясь о фигуре, наслаждалась шоколадным тортом, а потом заказала себе еще и эклеров.

Она выглядела, пожалуй, моложе своих сорока. Серьезное вытянутое лицо, очень короткая стрижка, самый минимум косметики — скорее некрасивая. Возможно, виной тому сдвинутые брови и острый, подозрительный взгляд.

В самолете рядом с Щербаком сидел русский коммерсант, женатый на польке и ведущий дела преимущественно в Польше. Так вот он заявил, что польские женщины намного симпатичнее русских. Если взять, к примеру, пачку фотографий, где будет поровну польских и российских девушек, и выбрать из них треть снимков самых симпатичных, то подавляющее большинство девушек будут русские. Но вот если среди этих симпатичных выбрать двух-трех самых-самых — это обязательно будут польки. Секрет польских девушек, по его мнению, был в том, что они намного лучше русских умеют быть обаятельными, умеют так подать себя, что все их недостатки превращаются в достоинства. Польки и одеваться умеют так, что позавидует любая русская манекенщица; и польки практически не красятся; польки всегда говорят только приятные вещи и никогда не поставят собеседника, особенно незнакомца, в неловкое положение...

Тереза, долго прожившая в России, видимо, давно утратила свои корни и забыла о своей прекрасной природе. Что-что, а обаяние и доброжелательность под суровой этой личиной заподозрить было трудно.

Она подозвала официанта, попросила счет и тщательно отсчитала горсть монет, видимо оставив официанта без чаевых. Он ничем не выказал неудовольствия, очевидно, он уже привык, если она лакомится тут каждый вечер. А вообще, по словам того же соседа — знатока польских женских нравов, здесь чаевые в ресторанах не дают только скупердяи.

Щербак допил свой кофе, оставил на столе бумажку в десять злотых и поспешил за Соколовской. Она, снова прогулочным шагом, вернулась в магазин и больше оттуда не выходила.

Зазубрив по разговорнику фразу «не подскажете, где живет пан Соколовский — владелец табачной лавки», Щербак обошел квартал и отбарабанил заученное местному пареньку по виду лет четырнадцати. Паренек странно на него покосился, наверное, акцент был все же слишком силен, но ответил. Перевод ответа Щербак потом уточнил с помощью того же разговорника, и получилось, что пан Соколовский живет прямо над своим магазином, вход со двора, второй этаж. Но, видно, вход был и прямо из магазина, и Тереза, наверное, войдя в магазин, поднялась наверх и теперь отдыхает или... ужинает.