До Бану ему не было дела, но она была подругой Риты, а та умоляла не оставлять Бану одну. Понять ее было легко, даже не зная ни единого слова по-русски. Тогда Бахар посмотрел на виселицу, на женщин, чудом избежавших смерти, и кивнул.
— Скажи ей, — велел он Бану, кивая на Риту, — что ради нее я готов на все.
— Значит, ты готов отпустить нас?
Когда Бахара ставили в тупик, он злился. Бану посмотрела ему в глаза и примирительно сказала:
— Ладно, ладно, я пошутила.
— Не шути со мной, женщина.
Больше Бану не проронила ни звука. Рита тоже всю дорогу отмалчивалась. Бахар был даже рад этому. Разговаривать не хотелось. Провести за рулем час, если ты полон сил, — это немного, но только не после бессонной ночи, полной приключений.
Сейчас Бахара неумолимо клонило в сон. Он старался отвлекаться на виды восходящего солнца и силуэтов пальм, но это плохо помогало, и, чтобы освежиться, Бахар опустил окно. В машину ворвался утренний бриз, пахнущий соленым морем и влажной от росы зеленью. Ветер трепал волосы, помогая перебарывать сонливость. Время от времени Бахар бросал в зеркало взгляды на заднее сиденье. Рита спала, положив голову со спутанными темными волосами на плечо Бану. Ее рот был напряженно сжат, между бровями залегла морщинка, глаза беспокойно бегали под закрытыми веками. Сердце Бахара сжалось. «Я не смог уберечь Лейлу, но больше этого не повторится! — подумал он. — Я сделаю все, чтобы моя избранница была в безопасности, живая и здоровая».
Чем дольше Бахар знал Риту, тем больше ее образ сливался с образом Лейлы: сознание услужливо дорисовывало несуществующие штрихи и стирало лишнее. Его былые мечты, казавшиеся несбыточными, постепенно воплощались в реальность — вернее, подменяли ее. Бахару уже чудилось, что он никогда не терял Лейлу, не горевал по ней, пряча от окружающих жгучие слезы. Вот она, сидит рядом, живая и невредимая…
Бахар наконец смог оторвать зачарованный взгляд от Риты и посмотрел на бодрствующую Бану. Она сидела очень ровно, словно к ее спине привязали невидимый шест, не позволяющий расслабиться даже сейчас, после тяжелых испытаний. А еще она время от времени оглядывалась назад, и это начало раздражать Бахара.
— Что там интересного? — недовольно спросил он. — На что ты постоянно пялишься?
— За нами уже давно едет мотоцикл. — Бану в очередной раз посмотрела в заднее стекло. — Он следит за нами.
— О чем вы говорите? — спросила Рита сонно, открыв глаза. — Бану, я правильно перевела: за нами кто-то следит?
Бану промолчала, не желая тревожить подругу. Но Рита тоже начала оглядываться, и по ее взволнованному лицу Бахар понял, что она близка к панике. Он посмотрел на мотоциклиста, ехавшего за ними, и сказал по-турецки:
— Спи, душа моя, он не причинит тебе вреда. Теперь я рядом с тобой.
— Я ничего не поняла, — сказала Рита, машинально приводя волосы в порядок. — Что он говорит?
Бану перевела, а потом сказала, кивая на одинокого мотоциклиста, неотступно следующего за «фольксвагеном»:
— Этот тип уже давно едет за нами. Как ты понимаешь, в такую рань никто не будет кататься без дела. Мотоциклист тебе знаком?
Рита снова посмотрела назад. Заря еще только занималась, и солнечные лучи плохо освещали дорогу. Рита видела перед собой мужскую фигуру в черном шлеме, поблескивающем на солнце. Но незнакомец находился так далеко, что она не узнала бы с такого расстояния даже собственного мужа.
— Нет, я его не знаю. — На всякий случай Рита прищурилась, вглядываясь в мотоциклиста. — Впервые вижу.
Бану перевела ее слова Бахару. Он прибавил скорость и, доехав до поворота на Серджик, промчался мимо, чтобы не тащить за собой «хвост». Сейчас нельзя было ни ехать к тетке, ни возвращаться в анталийское убежище. Бахар не знал, чего можно ожидать от незнакомца в шлеме, и предстояло выяснить это. Нужно было только решить как.
Наступившее утро несло каждому что-то свое: одним — радость и удачу, другим — испытания и напасти. Иногда ласкового солнечного света, коснувшегося лица, достаточно, чтобы получить заряд хорошего настроения на весь день, но Володю ничто не могло развеселить.
Он открыл глаза и увидел на полу длинную полоску дневного света, падавшего в приоткрытую подвальную дверь. «Допритворялся… — мрачно подумал он. — Турки небось давно вернулись, а я тут прохлаждаюсь. Пора убираться отсюда, хорошего понемножку».
Мысль о свободе взбодрила и заставила вскочить на ноги. Протерев глаза, Володя прислушался к звукам со двора, но кроме чириканья воробьев и шелеста листвы ничего не разобрал. Рассовав по карманам свои вещи, Володя поспешил к двери, но едва успел взяться за ручку, как перед ним словно из-под земли выросла Аня.
При ярком свете ее обезображенное лицо выглядело устрашающе, и Володя попятился в подвал как в свое единственное убежище. В руке Ани был зажат нож. Она направила лезвие, поблескивающее в солнечном свете, на Володю.
— Куда спешишь?
— Кто вы?
— А ты меня, значит, не узнаешь?
Аня прищурила и без того узкие глаза, казавшиеся щелочками.
— Разве мы встречались?