Канадцам нелегко приходится с Шарлоттом, Шарлоттсвилем и двумя Чарлстонами. Как и многим американцам. Я уже давно прекратила все попытки объяснить разницу. Но Шалотт – маленький прибрежный городишко, который спутать уж никак нельзя.
Клодель стал зачитывать сведения из распечатки.
– Объявили без вести пропавшей в мае тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, через две недели после ее шестнадцатилетия.
– Быстро вы справились, – произнесла я, обдумывая услышанное.
– Oui.
Я ждала объяснений, но он молчал. Заговорив, я постаралась убрать раздражение из своего голоса.
– Месье Клодель, любая имеющаяся у вас информация поможет мне подтвердить идентификацию останков.
Пауза.
– Шунт и данные о зубах оказались уникальными в некотором роде, поэтому компьютер сразу же выдал имя. Я связался с полицейским управлением Шалотта, и мне удалось переговорить со следователем. Она сказала, что мать подала официальное заявление об исчезновении дочери, а затем потеряла всякий интерес к делу. Поначалу поднялась обычная шумиха со стороны СМИ, затем все затихло. Следствие продолжалось несколько месяцев, но так ничего и не выяснилось.
– Трудный ребенок?
Еще одна пауза, на сей раз затянувшаяся.
– Случаев употребления наркотиков или сложностей с дисциплиной не отмечено. Гидроцефалия причиняла некоторые проблемы в процессе обучения и влияла на зрение, но девочка не была отсталой. Ходила в обычную среднюю школу и училась хорошо. Никто и подумать не мог, что она станет убегать. Девочка часто лежала в больницах из-за проблем с шунтом. Очевидно, устройство забивалось, так что им приходилось устранять это. Операциям предшествовали периоды летаргии, головной боли, иногда спутанности сознания. Одна из следственных версий заключается в том, что девочка утратила чувство ориентации и заблудилась.
– Заблудилась где, на планете? А другая версия?
– Отец. – Клодель раскрыл маленький блокнот на пружинах. – Дуэйн-Ален Оспрей. Сущий обаяшка, за ним тянется такой хвост арестов, что почти не уступает в протяженности Транссибирской железной дороге. А когда он был на свободе, то домашняя рутина Дуэйна заключалась в двух актах: он основательно накачивался виски и избивал семью. Согласно первоначальному утверждению матери – позже она отказалась от этих слов, – ее муж всегда недолюбливал Саванну. И отношения ухудшались по мере того, как она взрослела. Он запросто мог швырнуть ее об стену. По-видимому, Дуэйн считал свою дочь сущим разочарованием. Называл ее не иначе как Водяной.
– Они думают, что он отправил на тот свет собственную дочь?
– По крайней мере, не сбрасывают со счетов такую возможность. Виски и бешенство – убийственный коктейль. Их версия заключалась в том, что в одну минуту он потерял контроль, убил ее, а затем избавился от тела.
– И как она в конечном счете очутилась в Квебеке?
– Весьма проницательный вопрос, доктор Бреннан.
С этими словами Клодель встал и поправил манжеты накрахмаленной рубашки, белее которой мне видеть не доводилось. Я наградила его красноречивым взглядом, но он уже вышел.
Я вздохнула и откинулась на спинку кресла.
Итак, ваша чопорная маленькая задница уверена, что мой вопрос весьма проницателен, месье Клодель.
Что ж, я собираюсь найти ответ на него.
17
Я набрала побольше воздуха в легкие, чтобы унять бушующую в груди ярость. Как обычно, Клоделю без малейшего труда удалось взвинтить мне нервы.
Успокоившись, я посмотрела на часы. Без двадцати пять. Уже довольно поздно, но, возможно, она еще на месте.
Сверившись с органайзером, я набрала штаб-квартиру бюро расследований штата в городе Роли. Кейт Брофи сняла трубку при первом же звонке.
– Привет, Кейт. Это Темпе.
– Эй, подруга, ты что, наконец-таки вернулась в южные штаты?
– Нет, я в Монреале.
– И когда же ты собираешься притащить сюда свою тощую задницу, чтобы опрокинуть со мной пару стаканчиков, как в старые добрые времена?
– Мои веселые денечки закончились, Кейт.
– Черт! Извини. Буду знать.
Мы с Кейт познакомились в тот период моей жизни, когда я пристрастилась к спиртному под стать зеленой первокурснице, ударившейся в разгул с наступлением весенних каникул. Да вот только мне уже давно было не восемнадцать и каникул в ближайшее время не предвиделось. В свои тридцать с небольшим я была женой и матерью, а еще и измотанным вконец университетским преподавателем с внушительной учебной и научно-исследовательской нагрузкой.
Не могу сказать точно, когда именно я влилась в ряды братьев и сестер по самоотречению, но каким-то образом вдруг стала алкоголичкой. Стаканчик мерло дома по вечерам. Пиво после занятий. Вечеринка на выходных. Но я все еще могла спокойно обходиться без спиртного. Никогда не напивалась одна. Никогда не прогуливала работу. Так что волноваться понапрасну не стоило.