Смертоносный груз 'Гильдеборг'

По широкой магистрали Кейптаун-Каир, проходящей через город, наугад я направился к аэродрому. Туда она уехала, туда она убежала, а я спал в сладком неведении. Я нажал на газ. Проспект по всей длине с запада на восток был пуст. С одного конца города можно было видеть другой. Светофоры погасли, на три часа все замерло. Я гнал по осевой линии на скорости девяносто километров в час. Тотчас же продам это чертово барахло, а потом будет видно, потом буду думать, что делать дальше.

Я остановился у первой бензоколонки перед оградой с подержанными машинами и протяжно затрубил. Когда появился замбиец в пастелевом комбинезоне с эмблемой "ВР" на груди, я вышел из машины.

- Сколько? - спросил я и кивнул головой на то, что у меня осталось.

Он обошел автофургон и заглянул внутрь.

- Четыреста монет, - сказал он равнодушно, - это образец семидесятого года, господин.

- В фунтах или долларах?

Он изучающе посмотрел на меня.

- В долларах.

Я вынул из под сиденья автомат.

Он оскалился и поднял брови.

- Пятьдесят!

Он даже не спросил о документах, здесь это не имело значения. Эту машину он приобретал задаром, и поэтому его ничего не интересовало. Я знал, что родезийский автофургон дороже нигде не продам. Хватит ли этих денег, чтобы отсюда попасть на побережье? В голове у меня начал рождаться новый план. С продажей пока подожду, фургон - единственное место, где я могу задаром жить и спать. Прежде всего надо иметь представление о ценах билетов; необходима въездная виза, а ее оформление может продлиться и ряд дней. В отель я идти не могу - у меня не останется денег на дорогу...

- Подожди, парень, подожди, - сказал я. - Пятьдесят сейчас, - я подал ему автомат, - а машину привезу через два - три дня. У меня еще масса дел.

- Дам пятьсот, - сказал раздраженно замбиец, и его спокойствие исчезло.

- Послезавтра получишь его со всем имуществом, только послезавтра.

- Я хочу его сейчас, сейчас же! Плачу в американских долларах.

- Не могу - мне нужно на аэродром, в посольство...

- Нет, сейчас же! - кричал черный и махал деньгами. Он не мог остаться равнодушным из-за того, что лишается такого бизнеса.

Я оставил ему автомат, взял пятьдесят долларов и прыгнул в машину. В эту минуту я понял, что не должен проклинать Корнелию. Я олух царя небесного, а она только осторожна и знает мир. Цена за машину составляла точно столько, сколько она должна была выплатить мне жалованья. И оставила мне паспорт, который стоил в сто раз больше. Это был ключ к возвращению, ключ к неизвестному пока судну, на которое я вступлю через пару дней, и прощай Африка!

В канцелярии Zambia Airways Corporation я выяснил, что денег мне едва хватит до Дар-Эс-Салама в Танзании. Оформление въездной визы длилось три дня, и все это время я спал в автофургоне на окраине Лусаки. Вечером я представлял себе Корнелию где-то в Европе, но не знал, где именно. Рассказам о Голландии я уже не верил. Это, скорее всего, была маскировка следов, чтобы я не тащился за нею, чтобы не висел у нее на шее.

Днем я бродил по Лусаке и останавливался перед широкими витринами. Но выставленные товары меня не привлекали. Я смотрел сам на себя. Каким видела меня она? Каким я ей казался?

Уж давно я понял, что лицо ничего не означает, и она, вероятно, это знала тоже. И Гофман, и все его парни имели человеческие лица, те два агента и капитан Фаррина - тоже. Од- нако каждый из них готов был сделать что угодно. У этих людей форма и содержание не имели ничего общего. Это были одинокие хищники, обманщики, сбивающиеся на время в случайные стан. Она мерила меня по ним и по себе, и иначе вести себя не могла. Но в душе я не осуждал ее.

А потом, наконец, за пятнадцать долларов я получил танзанийскую въездную визу и в последний раз проехал Лусакой к бензоколонке. Мне казалось, что я прожил здесь целый год.

До аэродрома я уже шагал пешком. Это было недостойно, оскорбление белой расы, но я не мог позволить себе отдать даже доллар на такси, а времени у меня было достаточно. Замбийский самолет вылетал только на следующий день, в половине пятого утра. Ночь я продремал в зале аэропорта. Я был единственным белым иностранцем, путешествующим в этом направлении. Мысленно представлял себе, где примерно я буду через неделю. Возможно, на палубе какого-нибудь судна. Но прежде всего я должен проделать тысячекилометровый прыжок. Всего хорошего, Корнелия, можешь спать спокойно, мы только встретились на мгновение, какой-то миг летели рядом. А теперь уже отдаляемся, исчезаем в бесконечности, наши судьбы никогда не сойдутся.

Старая американская "Дакота" тряслась и дрожала, чуть не разваливаясь. Мало денег - мало музыки. Я сидел у круглого окошечка и смотрел, как на крыльях вибрируют и дрожат заклепки. Временами самолет глубоко проваливался - так глубоко, что и черная стюардесса бледнела.