— Это каким же образом?
— Да вот товарищ Тараки обратился к нам с просьбой помочь в создании органов безопасности. Будем формировать там группу советников, и есть мнение, что вы могли бы ее возглавить.
Богданов терпеливо и, как ему показалось, очень убедительно объяснил, отчего он не может принять такое предложение. Сослался на то, что лишь недавно прибыл из «длинной» командировки в Иран и теперь имеет право на передышку. Рассказал о проблемах в семье, о неладах с собственным здоровьем. Да и разве мало у нас других достойных людей, способных закрыть эту амбразуру? Кадровик возражать не стал, счел причины достаточно уважительными. На этом и расстались.
А через неделю, когда Богданов уже решил, что вопрос закрыт, вдруг срочный вызов к Крючкову. Тот не стал заходить издалека, интересоваться делами и здоровьем. Сразу в лоб:
— Есть решение руководства КГБ СССР направить вас руководителем представительства в Кабул.
— Но ведь я уже объяснил товарищу в кадрах. У меня масса серьезных противопоказаний.
— Я все знаю, — прервал Крючков. — Однако по своим личным и деловым качествам вы более других подходите на эту роль.
— Дайте хотя бы день на раздумье, — взмолился Богданов.
— Думать вы можете сколько угодно, — обычной скороговоркой, налегая на «о», проговорил шеф, — но при этом не забывайте: вопрос с вашим назначением решен и обратного хода нет, — Крючков уткнулся в бумаги, давая понять, что разговор окончен.
4 августа представителей советской разведки Крючкова, Богданова и Ершова принял Тараки. Он был радушен и излучал оптимизм. Все шло по плану. Революция победила. Советский Союз, как он и предполагал, намерен оказывать Афганистану широкую экономическую и военную помощь. Сам этот визит шефа разведки является убедительным свидетельством того, что Москва ни в чем не откажет Кабулу.
Крючков, передав новому хозяину дворца Арк подарок от Брежнева — ружье в деревянном футляре с визитной карточкой генерального секретаря, — сообщил, что просьба афганского руководства о создании в Кабуле представительства КГБ удовлетворена и завтра будет подписано соответствующее соглашение между двумя спецслужбами. Затем он витиевато поздравил Тараки с победой революции, но тут же добавил ложку дегтя:
— Нам представляется, что вы находитесь только в самом начале пути, и на этом пути вас ждут немалые трудности, которые носят объективный характер. Созрели далеко не все условия для намеченных революционных преобразований, а объявленная цель построения социализма, да еще в такой короткий срок, у некоторых товарищей вызывает большие сомнения. Возможно, мы не располагаем всей информацией на этот счет, — дипломатично оговорился Крючков, — поэтому будем благодарны товарищу Тараки, если он поделится с нами своими планами.
Афганский руководитель, снисходительно выслушав гостя, широко улыбнулся, поднял вверх обе руки, словно извиняя Крючкова, и произнес длинную речь, суть которой сводилась к тому, что в Москве, кажется, так и не оценили до конца того, что в апреле произошло в Кабуле.
— Да, я хорошо помню предостережения ваших товарищей, — говорил он, — ваши советы не спешить, сотрудничать с режимом Дауда. Но теперь всем ясно, что правы оказались не вы, а мы. По многим факторам наша революция напоминает Великую Октябрьскую революцию, но мы добились своей победы не под покровом ночи, а в открытой схватке, под ярким солнцем. И это придает нашей победе особый смысл. То, что происходит сейчас в Афганистане, это начало диктатуры пролетариата по советскому образцу. Но то, что сделано у вас за 60 лет, мы сделаем за пять. Приезжайте к нам через год, и вы увидите, как изменится Афганистан. Наши мечети станут пустыми. Наши крестьяне создадут кооперативы наподобие ваших колхозов. Наша революция откроет путь к социализму для всех народов Востока. Я надеюсь, как коммунист, вы согласны с такой позицией?
Крючков с готовностью кивнул и многозначительно глянул на Богданова. Полковник по-своему истолковал этот взгляд: теперь ты будешь изо дня в день слушать эти речи, и тебе предстоит правильно реагировать на них, а как правильно — это мы еще посмотрим. Сам начальник ПГУ проявил обычную для него осторожность и не дал втянуть себя в дискуссию с первым лицом государства. Он вежливо выслушал длинный монолог афганского лидера, в ответ произнес какие-то обтекаемые фразы, и на этом аудиенция была закончена.
С Амином Крючков встречался трижды. Впоследствии он вспоминал, что сначала «любимый ученик Тараки» произвел на него вполне благоприятное впечатление: молодой, энергичный, красноречивый, преданный Советскому Союзу. Но некоторые детали настораживали. Например, было видно, что Амин уже тогда считал себя негласным хозяином страны. Что он собирался продолжать массовые репрессии, объясняя их необходимостью истребления всех явных и тайных врагов. Что, на словах клянясь в верности советским товарищам, он был намерен вести свою собственную игру, и еще неизвестно, как далеко он зайдет.