Смещение

Чарлзу Шеффилду, адвокату-нотариусу, в феврале исполнилось шестьдесят три, и этот день он пережил в тревоге, о которой не мог никому рассказать, потому что не мог объяснить. Ясность он любил, ясности добивался во всем, особенно в тех случаях, когда ясность не приносила никаких преимуществ, а становилась констатацией никому не нужного факта.

О числе «шестьдесят три» он не знал ничего. Оно даже простым не было или символом какого-нибудь культа. Шеффилд, разумеется, проверил это по всем источникам, до каких мог добраться. Он даже прочитал магические книги африканского племени «мбоши», которые нашел в электронной библиотеке Конгресса — самом большом собрании подобных текстов на планете.

Шестьдесят три — число, как бесконечное количество других чисел на числовой оси. Но почему-то еще с детства Шеффилд ощущал смутное беспокойство, а со временем растущую антипатию и даже страх, когда при нем говорили: «Шестьдесят три доллара, пожалуйста». Приняв от отца в две тысячи тринадцатом году фирму, он прежде всего проверил архивы: не существует ли дело под номером шестьдесят три. Он знал, что такого дела быть не могло, потому что всё маркировалось по фамилиям клиентов в алфавитном порядке.

Шестьдесят третьей годовщины со дня рождения Шеффилд ждал, как герой его любимого сериала «Пропащие», которому то ли уличный пророк, то ли псих предсказал смерть на сорок первом году жизни. Одна из серий на том и строилась, что Генри — так звали героя — решил не отмечать сороковой юбилей, вообще о нем не думать и прожить сорок первый год, как продолжение сорокового. И конечно, предсказание сыграло свою роль. Когда говоришь себе «не думай о белой обезьяне», только и думаешь, что думать об этом не надо. Не думать о сорок первом годе жизни стало для Генри навязчивой идеей — естественно, именно в этом возрасте с ним стали происходить события, никогда не случавшиеся прежде.

Свой шестьдесят третий день рождения Шеффилд провел, ощущая, что земля готова провалиться у него из-под ног, однако с тех пор не произошло ничего не только из ряда вон выходящего, но даже сколько-нибудь достойного внимания.

В день, когда ему исполнилось шестьдесят три, Шеффилд не принимал посетителей, не поехал, как обычно, играть в гольф, не ездил на машине — устроил для себя своеобразный «судный день», и наконец перечитал книгу, которую не открывал с детства, хотя много раз собирался вспомнить первые впечатления: «Приключения Тома Сойера».

Без четверти девять утра 19 июля 2032 года адвокат-нотариус Чарлз Шеффилд сидел в кабинете и внимательно слушал Эльзу Риковер, референта, докладывавшую, как обычно, программу на предстоявший день. Ничего особенного, включая обед с Доном Вернером (они обедали вместе каждый вторник вот уже три десятилетия). Хотелось спать (он проснулся в пять и больше не заснул), Шеффилд помассировал виски, Эльза, конечно, обратила на это внимание и посоветовала, пока не явился первый посетитель, посмотреть новости по каналу АNС — очень бодрит, и сообщают они только позитив.

— От которого, — пробурчал Шеффилд, — хочется порой лезть на стенку. Концентрация позитивных новостей сверх определенного предела производит обратное впечатление, тебе не кажется?

Эльза, служившая в фирме лишь на два года меньше хозяина и знавшая шефа лучше, чем себя, привычно улыбнулась — одними глазами, как, кроме нее, не умел никто, — и позволила себе не согласиться.

Шеффилд делал вид, что советы Эльзы пропускает мимо ушей, но оба знали, что он всегда делает то, что она советует, — просто потому, что за много лет совместной работы они научились одинаково думать, одинаково смотреть на жизнь, одинаково относиться к людям — к клиентам, в том числе. Эльзе Шеффилд доверял не потому, что она была хорошей секретаршей, а потому, что не ожидал от нее советов, не совпадавших с его собственным мнением.

Тем не менее они были очень разными. Эльзе было чуждо рациональное мышление, она терпеть не могла математику, с логикой была, как сама говорила, «на ножах», и решения принимала интуитивно, подсознательно, эмоционально — в общем, по-женски. Шеффилд интуиции не доверял, да и не испытывал никаких интуитивных прозрений, поступал всегда рационально, решения принимал после тщательного изучения обстановки — и, несмотря на эту принципиальную разницу, всегда (за очень редкими исключениями, которые, как говорят, подтверждают правило, а на самом деле всего лишь доказывают, что любое правило или даже закон несовершенны) мнения Шеффилда и Эльзы совпадали. Можно было и не сравнивать, но они непременно обсуждали любую мелочь, обоим это было приятно. Как-то Шеффилд даже подумал, что общее ощущение в определенном смысле подобно оргазму. Мысль была мимолетной, но неуловимый след остался и заставлял адвоката с удовлетворением кивать, когда Эльза что-то ему подсказывала — на секунду раньше, чем он сам приходил к той же мысли.

— В девять, — напомнила Эльза, — должен быть Марк Оливер Эверетт. В связи с документом.