Смешенье

– Теперь вы со мной кокетничаете. Мадам, в моих силах осуществить то, о чём вы просите. Я принял католичество, но сохранил связи с гугенотами, бежавшими из Франции. Многие отправились в Лондон или другие места и процветают. Вам это известно, поскольку вы заполнили пустоту, оставшуюся после них в «Компани дю Норд». Вы покупаете у них лес в Швеции и Ростоке. Посему да. Я могу обеспечить перевод вашего серебра и обеспечу. Однако прибыли мне сделка не принесёт, а труда потребует много. Кредит мсье Кастана в Депозите будет на время превышен. Мне придётся выкручивать ему руки. И я очень не люблю иметь дело с Лотаром.

– Прекрасно. Так чем я могу, мсье, выразить вам свою признательность за столь многочисленные хлопоты?

– Вы можете направить своё внимание на загадочную «Компани дез Инд» в далёком Сен-Мало. Вас ведь, как я понимаю, она не интересует?

– Ничуть, мсье; меня занимает лишь «Компани дю Норд».

– Прекрасно. Так вы поделитесь со мною мыслями и наблюдениями касательно первой?

– С превеликой охотой, мсье.

– Отлично. – Бернар встал. – Итак, я еду в Лион. О ревуар.

– Бон вояж.

И Самюэль Бернар вышел из кофейни Исфахнянов так же стремительно, как туда вошёл.

Золочёный стул ещё не успел остыть, когда на него опустился Бонавантюр Россиньоль.

– Я видела, как короли путешествуют с меньшей охраной, – заметила Элиза. И она, и Россиньоль некоторое время любовались, как от кофейни отъезжает карета Бернара в сопровождении экипажей поменьше, верховых телохранителей, конюхов, запасных лошадей и тому подобного.

– Многие короли подвергаются меньшей опасности, – отвечал Россиньоль.

– О, я и не знала, что у мсье Бернара столько врагов.

– У него не такие враги, как у короля: конкретные люди, желающие ему зла и способные действовать сообразно с этим желанием. Просто время от времени французов охватывает слепая ярость, которая не утихает, пока они не вздёрнут или не сожгут парочку финансистов.

– Он пытался меня предупредить, – сказала Элиза, – однако эскадрон наёмников куда красноречивее слов.

– Занятно, – произнёс Россиньоль, переводя взгляд на Элизу. – Я знаю, что вы замужем за герцогом, делите его ложе, вынашиваете его детей, однако не чувствую и капли ревности. Но когда я вижу, как вы говорите с Самюэлем Бернаром…

– Выбрось это из головы, – отвечала Элиза. – Ты ничего не понимаешь.

– Как не понимаю? Пусть я математик, но всё же я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной.

– Да, но ты не коммерсант и представить себе не можешь, что происходит между такими, как я и Бернар. Не тревожься. Будь ты коммерсантом, меня бы к тебе не влекло, как не влечёт к Бернару.

– Вы определённо кокетничали.

– Естественно – но кокетство это ведет к делам отнюдь не постельным.

– Я окончательно запутался. Вы меня дразните.

– Полно тебе, Бон-Бон! Давай разберёмся. Кого из всех немцев я выбрала себе в друзья?

– Лейбница.

– А кто он?

– Математик.

– В Голландии?

– Гюйгенса… математика.

– В Англии?

– Даниеля Уотерхауза. Натурфилософа.

– Во Франции?

– …

– Ну же! Когда я впервые попала в Версаль и вокруг меня увивалась куча любвеобильных герцогов, кому я отдала свои чувства?

– Вы отдали их… математику.

– Как звали математика? – Элиза поднесла ладонь к уху.

– Его звали Бонавантюр Россиньоль, – сказал Бонавантюр Россиньоль и быстро огляделся, проверяя, не слышал ли его кто-нибудь.

– Когда я попала в беду под Сен-Дизье, кто первый об этом узнал?

– Тот, кто читает всю почту. Бонавантюр Россиньоль.

– И кто прискакал мне на выручку через пол-Франции, отправился со мной на север в Нимвеген и усадил меня на корабль?

– Бон…

– Довольно. Имя звучное и хорошо известное. Однако я предпочитаю называть его Бон-Боном.

– Отлично. Это был Бон-Бон.

– Кто овладел мною на берегу Мёза?

– Этьенн де Лавардак.

– Кто ещё?

– Бон-Бон.

– Кто придумал, как мне выбраться из западни?

– Бон-Бон.

– Кто помог мне замести следы, подделал документы, солгал королю и д'Аво?

– Бон-Бон.

– А кто отец моего первенца?

– Понятия не имею.

– Это потому, что ты не хотел на него смотреть, пока была такая возможность. Однако я скажу тебе, что Жан-Жак очень похож на Бон-Бона – в нём нет и следа порченой крови де Лавардаков. Ты его отец, Бон-Бон.

– К чему вы клоните?

– Я всего лишь говорю, что нелепо ревновать меня к Самюэлю Бернару. Мои и его дела – ничто в сравнении с нашим романом и общим сыном.

Взгляд Бон-Бона рассеянно остановился на знаменитой многоглавой мечети, украшающей стену за Элизиной спиной.

– Вы напомнили мне о том, что я предпочёл бы забыть. Я мог бы справиться получше.

– Ерунда!

– Я мог бы полностью избавить вас от обвинений в шпионаже.

– Возможно, да. Но я думаю, всё обернулось к лучшему.

– Что?! Вы вышли замуж за человека, которого не любите, а Жан-Жака похитил выживший из ума саксонский банкир?

– Это ещё не конец истории. Бон-Бон. Сегодня мы встретились, чтобы её продолжить.

– Да. И место выбрано занятное. – Россиньоль подался вперёд и понизил голос так, что Элизе, дабы расслышать, пришлось почти коснуться лбом его лба. – Два года я читаю все письма этих людей, но никогда не видел их лиц и не пил их кофе.

– Он тебе нравится?