Смешенье

– Оттоманка, диванчик. Нужно чем-то заменить вожжи. Моя дорогая графиня, если бы вы согласились снять ваш шёлковый пояс…

– Но на нём держится моя…

– …

– …ах, я поняла, мадам.

– Я знала, что вы поймёте, фрейлейн.

– Мне нужно с кем-то спать, – пробормотала Элиза из-под краешка одеяла. – Наверное, вы считаете меня потаскухой. Но мой сын – я о законном – умер. Аделаида – сокровище, но имела смелость родиться девочкой. Моему мужу нужен законный сын.

– Но… почему с ним?

– Вы сами сказали, что его слабоумие не наследственное.

– А как вы объясните срок?

– Объяснить можно что угодно, если только Этьенн решит подыграть и воздержится от ненужных вопросов. Впрочем, всё это, скорее всего, не важно.

– О чём вы?

Вместо ответа Элиза, которая лежала, укрывшись одеялом до глаз, протянула руку.

Элеонора вскрикнула.

– Шшш, услышат, – сказала Элиза.

– Они… они уже уехали, – ответила Элеонора из дальнего угла, куда отскочила, как птичка.

– А. Тогда кричите сколько угодно.

– Когда появилась сыпь?

– Вчера мне показалось, что вроде вылезает первый прыщик. Я и не думала, что они распространятся так быстро. – Элиза откинула с лица одеяло. Незадолго перед тем она нашла на ощупь двадцать пупырышков, потом утратила интерес. Элеонора лишь раз взглянула на неё и тут же отвернулась в угол, как наказанная школьница.

– Так вот почему вы велели отправить Каролину с Аделаидой в Лейпциг?

– Вы несправедливы к больной. Вы сами сказали, что курфюрст не сводит глаз с Каролины. Раз пять повторили, хотя никто вас не просил. Она только больше расцвела с последнего раза, когда он сношал её взглядом. Одной этой причины было вполне довольно, чтобы её отослать.

– Знает ли курфюрст?

– Что у меня оспа? Ещё нет.

– Как он мог не заметить?

– Во-первых, меня по-настоящему обсыпало лишь несколько часов назад. Во-вторых, мы занимались этим в темноте. В-третьих, многие люди, даже те, кого в детстве не били по голове, плохо знают разницу между большой оспой и малой, то есть сифилисом. Учитывая, с какой публикой водит компанию Иоганн-Георг, полагаю, сифилис он видел куда чаще!

– Как вы могли! Это ужасно! – Элеонора повернулась к Элизе, но, увидев её лицо, вновь отвела глаза.

– Мне случалось терпеть и худшее.

– Нет, я о том, что вы решили их заразить.

– Вы ещё вчера могли заметить, что у меня оспа. Вы могли их предупредить, но не сочли нужным. Так что ваш гнев по меньшей мере неуместен.

Элеонора не нашлась с ответом.

– Я не знаю в Версале никого, кто за свою жизнь не убил, прямо или косвенно, хотя бы одного человека. Убивают постоянно и по малейшему поводу. Я бы не сделала того, что сделала вчера, если бы вы не сказали, что курфюрст вожделеет к Каролине. Зная это, и его власть над вами, и то, чем всё скорее всего закончилось бы, я совершила то, что совершила. И не будем к этому возвращаться. Я и впрямь очень устала. Вчера ночью я потратила слишком много сил, когда их надо было беречь, и теперь расплачиваюсь. Я составила инструкции – на случай моей смерти. Они под подушкой. Я засыпаю. Спокойной ночи.

Жан Бар – Элизе.

Май 1694 г.

Сударыня,

Осмеливаюсь писать сразу набело, но потому лишь, что англичане приближаются к нашим берегам с целью их бомбардировать, каковое досадное обыкновение они завели в последнее время. Разумеется, они предпочли бы уничтожать корабли нашего флота (кои по справедливости должны все зваться «Элиза», зане всецело обязаны Вам своим существованием), но так как те являют собою подвижные мишени, британские же корабли недостаточно ходки, а британские канониры недостаточно метки, чтобы их поразить, сии последние обстреливают здания. На ум приходит какой-нибудь старый барон, почитающий себя изрядным охотником, но подслеповатый, с трясущимися руками и впавший в детство, что палит у себя в саду по расставленным слугами чучелам.

Однако жизнь, как и эта эпистола, слишком коротка, чтобы тратить её на англичан, так что перейду прямо к делу в надежде, что Вы простите мне мою прямоту.