Смятение

– Мы никогда не бываем вместе, у нас нет никакой нормальной семейной жизни. У нас нет даже времени поговорить.

– Да все у нас есть, разумеется, – ответил он. – Вот только как я могу говорить с тобой, если ты плачешь – ты ни слова не услышишь из того, что я говорю. Такое во время войн случается. Люди не бывают вместе. У всех сейчас так.

Тут зазвонил телефон, он взял трубку: звонил его «первый номер», спрашивал, когда он вернется на борт.

– Они торпеды загружают, – сказал Майкл. – Я должен быть там, проследить, чтоб их правильно уложили. Когда закроешь дом, я ненадолго заеду к твоему семейству домой, дорогая. Так будет лучше, пока я побольше не узнаю, что мне выпадет дальше.

– Может, хотя бы поужинать останешься?

– Нет, я же тебе сказал, что должен идти. Лучше я сейчас вещички соберу. Веселей, дорогая, и помоги мне собраться. Спарки через полчаса пришлет машину.

Так что он ушел, а она собрала вещи и попыталась убрать все из кладовки, где не так-то много чего набралось, потом позвонила в Хоум-Плейс, предупредила, что приедет. А потом подъела остатки какого-то консервированного мяса и всю ночь промучилась, ее тошнило и несло. Думала, что помрет. Утром позвонила домой и рассказала матери, та пообещала заехать за ней на машине и отвезти домой. После этого она не пыталась делиться с Майклом тем, что внушало ей страх, или тревожило ее, или чего не понимала. И держалась такого представления, что, когда у нее появится ребенок, все пойдет по-другому. Дома она пробыла, пока до родов не остался примерно месяц, и они с матерью перевезли ее на Гамильтон-террас. Переезд взволновал: в доме все еще сохранилось кое-что из мебели, принадлежавшей ее дедушке с бабушкой, – но дом был запущенным, его нужно было отделать заново. А еще она смогла распаковать свадебные подарки и привезти из Родового Гнезда свои вещи, свои книги. Она лихорадочно старалась все успеть до того, как появится ребенок, и Стелла, которая каким-то чудом получила недельный отпуск, приехала помочь ей покрасить стены в гостиной и детской. Через неделю ее мать должна была вернуться в Хоум-Плейс, а Стелла – в Блетчли, где она работала в таком секретном месте, что и говорить нельзя. Было чудесно побыть вместе с нею. Потом приехал Майкл, получивший недельный отпуск. Они сходили в кино, поужинали в кафе, а потом, когда дома легли в постель, он приступил к любовным утехам. «Я слишком толстая!» – произнесла она тогда – на самом деле она не хотела этого, не было у нее для этого обычного чувства, мысль об этом явно была ей невыносима.

«Чепуха, глупышка, мне все равно, какая ты толстая!» И он продолжал, и было это все исключительно неудобно. На следующее утро ему понадобилось идти в Адмиралтейство, но он сказал, что к вечеру вернется. Схватки у нее начались перед обедом, когда приехала ее мать с каким-то профессором из Королевского колледжа музыки, которому предстояло забрать оставшиеся от деда рукописи. Она приготовила для них обед – стоило больших стараний, но Майкл привез свои карточки, так что она получила банку консервированного мяса, приправила его гвоздикой, слегка посыпала сахаром и поставила в духовку. Этого, вместе с вареной картошкой и салатом, должно было хватить. После обеда, когда старый профессор разбирался в кипах бумаг в кабинете деда, она сказала матери, что ей кажется, возможно, что-то происходит, хотя ей совсем не больно, а шевеления, как она их описывала, похоже, происходят лишь время от времени. Мать напомнила, что ребенок не должен появиться еще, по крайней мере, три недели, и сочла, что вряд ли это схватки начались. «Во всяком случае, Майкл довольно скоро вернется, иначе я бы осталась».

«О нет, незачем. Наверное, желудок немного расстроился».