Smirnskiy_Posle_Gomera

стройного поэтического целого.

Как плод авторского замысла следует рассматривать и некоторые

важные расхождения с «Энеидой», ибо они скорее производят впечат-

ление целенаправленной полемики с официальным римским эпосом,

39 James, Alan W. Quintus of Smyrna and Virgil — A Matter of Prejudice // Quintus Smyrnaeus: Transforming Homer in Second Sophistic Epic. Berlin & New York: de Gruyter, 2007, 154.

40 Maciver, Calum A., 2012, 20.

Квинт Смирнский и его продолжение гомеровского эпоса

23

нежели «ошибок», проистекающих от незнакомства создателя поэмы с

текстом Вергилия. Представляются достаточно аргументированными по-

пытки ряда исследователей рассматривать симметричный по отноше-

нию к «римскому прологу» — бегству Энея из Трои — эпизод с

освобождением Эфры сыновьями Тесея как своего рода «афинский про-

лог», призванный противопоставить традиционной преемственности

«Троя — Рим» иную, не менее значимую в глазах образованного грека

времён империи преемственность «ахейцы — классическая Греция»41. В

данном контексте неизмеримо более благожелательная трактовка об-

раза Синона у Квинта по сравнению с Вергилием служит для утвержде-

ния если не превосходства, то, по крайней мере, равенства ахейцев

(греков) с троянцами (римлянами) как в военном, так и в морально-эти-

ческом плане42. Влияние идей Второй Софистики на Квинта в этом слу-

чае несомненно. Героическая победа греков-ахейцев над

объединёнными силами всей Азии, возглавляемыми правителем вели-

кого восточного царства, даже если видеть в последнем воспоминание

о хеттской державе II тысячелетия до н.э., в общекультурном контексте

литературно-политической деятельности поздних софистов служит

прозрачной аллюзией на греко-персидские войны — ещё один триумф

греческого мира над варварами, играющий первостепенную роль в ис-

торическом самосознании образованной греческой элиты император-

ской эпохи43.

Чтобы понять основные принципы использования автором поэмы

произведений предшественников, нужно обратить внимание на то,

какие именно сюжеты он не включает в свое сочинение. Три примера

показательного игнорирования известных троянских тем могут пролить

некоторый свет на применяемые им критерии отбора. Среди прочего у

Квинта не получили освещения сватовство Ахилла к Поликсене, сцена

41 Schubert, Paul. From the Epics to the Second Sophistic, from Hecuba to Aethra, and finaly from Troy to Athens: Defending the Position of Quintus Smyrnaeus in his Posthomerica // Quintus Smyrnaeus: Transforming Homer in Second Sophistic Epic. Berlin & New York: de Gruyter, 2007, 355.

42 Hadjittofi, Fotini. Res Romanae: Cultural Politicts in Quintus Smyrnaeus’ Posthomerica and Nonnus’

Dionysiaca // Quintus Smyrnaeus: Transforming Homer in Second Sophistic Epic. Berlin & New York: de Gruyter, 2007, 365–369.

43 Baumbach, Manuel & Bär, Silvio, 2007, 2007, 14; Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Гомер и история Вос-

точного Средиземноморья. М., 1996, с. 271 и далее.

Квинт Смирнский ПОСЛЕ ГОМЕРА

24

с обращением Елены к укрывающимся в деревянном коне ахейцам и

ссора Атридов после взятия Трои из-за времени отплытия на родину.

Каждое из перечисленных «умолчаний», согласно исследовательской

логике, отражает определённый аспект авторского мировоззрения.

В первом случае налицо сознательный отказ от освещения заве-

домо поздних, противоречащих гомеровскому видению троянской

войны сюжетов, особенно тех, которые получили гипертрофирован-

ное развитие в целенаправленно искажающих раннюю эпическую тра-

дицию фантастических романах, подобных «Дневнику Троянской

войны» Диктиса Критского, где тема предполагаемого брака Ахилла с

Поликсеной является одной из ключевых44. Последовательный подра-

жатель Гомера, каковым выступает наш автор, разумеется, не мог при-

нять подобного художественного произвола. Ведь его собственное

вмешательство в гомеровское наследие проявляется в изменении

формы подачи материала, новой интерпретации отдельных эпизодов, но никак не кардинальной переделке сюжетной структуры троянских

легенд. И хотя из слов Ахилла к Неоптолему в посланном тому снови-

дении можно сделать вывод о наличии у сына Пелея особых притяза-

ний на Поликсену (Q. Smyrn. XIV, 214), это нарочито скупое

свидетельство, как всегда у Квинта, призвано донести, а не подменить

собой предание.

Отсутствие в поэме описания взывающей к ахейским героям с целью

раскрыть истинную суть деревянного коня Елены, очевидно, продикто-

вано требованиями композиции, а также, в какой-то мере, — несоответ-

ствием подобного поступка предпочитаемой Квинтом трактовке образа

спартанской царицы. Однако поэт все же делает понятный образован-

ной аудитории намек на эту сцену: среди спрятанных в коне избранных

ахейских воинов упоминается некий Антикл (Q. Smyrn. XII, 317), извест-

ный исключительно в связи с тем, что единственный попытался ото-

зваться на призыв подражавшей голосу его жены Елены, но был

остановлен Одиссеем (Hom. Od. IV, 286; Apollod. Epit. V, 19; Ov. Ib. 569–

570). Характерно, что некоторые другие значимые троянские сюжеты —

брак Елены с Деифобом, пленение Гелена ахейцами, похищение пал-