Смотри: прилетели ласточки

Последнее осеннее солнце било в окна. В такие дни Наденьке бывало отчаянно жаль ушедшего лета и облетевших листьев, хотя одновременно она понимала, что все идет своим чередом и что на месте облетевших романтических иллюзий рано или поздно отрастут новые. Иллюзии? Или все-таки опыт? Вот у Шкатулочки богатый жизненный опыт, на основании которого она судит об окружающих, не допуская мысли, что человек вовсе не обязательно должен укладываться в отработанную схему. Наденька шла по школьному коридору, чуть пошатываясь от неожиданного откровения: «Одну жену загубил…» И тут неожиданно продернулась на поверхность сознания фраза Шолохова, кажется, из «Тихого Дона»: «Бабское сердце, Гриша, беречь надо. Остальное все у нее износу не знает…» Или как-то так, она не помнила точно и сама не поняла, к чему вдруг припомнилась фразочка, которую они в свое время мурыжили на семинаре не по литературе даже, а по научному коммунизму. Что прежде к женщине относились как к рабочей скотине с намеком, конечно, на какие-то чувства, но в первую очередь брак был институтом экономическим. И Ленина еще туда приплели, – это тоже вспомнилось мимоходом, – про то, что женщина должна быть освобождена от домашнего рабства, для этого необходимо развивать сеть прачечных и столовых… Из школьной столовой нестерпимо тащило пирожками, и Наденька поняла, что она вдобавок ко всему прочему очень хочет есть. В последнее время ей все чаще вспоминались незатейливые мамины супчики, винегреты и прочая стряпня, о происхождении которой она не задумывалась прежде. Но так было хорошо вернуться с учебы домой и что-нибудь перехватить…

– Чай и два пирожка с повидлом.

Она подумала, что надо бы и домой пирожков прихватить. Это вообще хорошая еда – вкусная и сытная к ужину. То есть эта мысль сама собой возникла в ее головке, не привыкшей задумываться о хлебе насущном. В следующую секунду Наденька спохватилась, о чем же это она думает и куда подевались все прежние ее мысли, например, о поэтике Куприна… Но можно ли было в ее ситуации думать о какой-то поэтике? Решительно нет. Потому что на донышко тяжелым камнем легло замечание Шкатулочки. Может быть, Мария Ивановна Шкатулкина, вовсе не подумав, ляпнула черт-те что. Вот мама однажды высказалась про своих соседей, что они у нее ключи от сарая украли, а недели через две нашла эти ключи в ящике трюмо, сама же их туда и припрятала, чтобы никто не украл…

* * *

– Стерва Танька была порядочная, оттого и потонула, – поедая школьные пирожки, Вадим отрезал коротко, потом все-таки добавил: – Речку хотела переплыть, да отнесло течением ее на пороги. Она ж ни в чем уступать не желала. На спор поплыла.

– С тобой поспорила? – уточнила Наденька.

– Нет. Мы с ней тогда уже развелись. Говорю, стерва та еще. Любовник у нее был в деревне. Ему эту речку переплыть – что два пальца… А Танька телом легче, вот и не справилась с течением… Нет, если ты готовить не научишься, я в твою столовку буду ходить. Хорошо они пирожки пекут.

Конечно же, он пошутил по обыкновению, грубовато, но не зло.

Церковные колокола отозвались тоненькими старушечьими голосами, будто настойчиво вопрошая: «Где же Бог, добрый Бог?», и в возникшей паузе, заполненной перезвоном, Наденька невзначай подумала, может ли память человека оставаться в зеркале? Ведь так получается, что в зеркале на дверце огромного шкафа в свое время отражалась еще и первая жена Вадима Татьяна. Пусть недолго, они прожили всего-то около двух лет, а потом, как сказал Вадим, она взбрыкнула и уехала в деревню к родителям. И маленького сына туда увезла. А вот теперь они встретились в этом зеркале – мертвая Татьяна и живая Надежда. И бабка Вадима, наверное, тоже ушла в зазеркалье, и ее сестра, которая вышла за последнего де Толли, и все женщины Сопунов отразились в нем. Но вряд ли можно у них выведать, почему Шкатулочка сказала, что это Вадим жену загубил. Если б они не развелись, да. Тогда б она осталась жива. Но не он же, в конце концов, виноват! И наверное, она тоже его любила, этого мужчину, которого Наденька считала во всем выше себя. Или это он ей так внушил, что Наденька во всем его ниже.

– Давай договоримся, – сказал Вадим, – что нам с тобой нельзя будет развестись. Вот как я не могу развестись со своим отцом.

– Почему же так жестко? – спросила Наденька.

– Потому что не хочу быть среднестатистической единицей. По статистике, распадается каждый второй брак.

– Нет, я не про это, – Наденька спешно поправилась. – Я говорю, почему у вас все так жестко с отцом?

– Потому что коммуняка он хренов, вот почему!

– Ну и что. Он же искренне в коммунизм верил, а не ради карьеры.

– Ага, верил. И в боевое братство! – произнес Вадим как-то озлобленно.

– А что плохого?